Мурена

Конечно, он сильно переживает из-за того, что вы снова уезжаете. Но у него на носу его первые Олимпийские игры.

Прошу вас, возвращайтесь поскорее! Любите его, любите по-своему, но только не бросайте!

Искренне твой, Франсуа».

Сильвия через профсоюз получает информацию о доступных вакансиях. В первую очередь берут специалистов с высшим образованием, то есть с дипломом, потом рассматривают кандидатуры со средним, а остальные плетутся в самом хвосте. Франсуа направляет свое резюме, набранное собственноножно на машинке. О его инвалидности никто и не подозревает, пока он сам не появляется в дверях. Каждый раз одно и то же — вытянутые физиономии, взлетевшие от изумления брови, недоверчивые взгляды. Как это так — нет рук? Что, совсем нет?

Глаза чиновников невольно пытаются найти недостающие конечности в складках пустых рукавов пиджака. Франсуа объясняет, что он билингва, что у него правильное произношение, которого часто не хватает преподавателям, ибо они изучали английский язык по учебникам; он рассказывает о своих преподавателях, которые вместо «th» произносили «s», он говорит о шестилетнем опыте работы со взрослыми и детьми, причем на разных уровнях, он утверждает, что занимался как с любителями, так и с теми, кому язык нужен для работы.

— А еще я был переводчиком, — сообщает он.

— А что именно вы переводили? Где?

— На соревнованиях среди инвалидов. Международных… Не шахматы, нет, именно активные виды спорта. Да, такое существует. Плавание в том числе. Нет, я не чемпион, но у меня неплохие результаты.

Это главный его козырь, тут уж им нечего сказать. Что, учебная программа? Конечно, он ее подготовит, благо не впервой. Разумеется, он в состоянии расписать весь курс обучения, он может делать раздаточный материал — умеет печатать на машинке пальцами ног. Да-да, вы не ослышались, именно ног. Само собой, ему не верят. Но надо видеть чиновничьи физиономии, когда Франсуа снимает обувь: спокойно, велите подать печатную машинку; пожалуйста, приподнимите меня, у меня есть специальное кресло! Растерявшиеся функционеры покрываются краской стыда — нет, ну зачем уж так прямо? Не волнуйтесь, мсье, вам совсем не нужно раздеваться, мы вполне вам доверяем; но Франсуа желает добить их, отрезать все пути к отступлению.

— Продиктуйте мне что-нибудь, пожалуйста, что вам угодно: «Под мостом Мирабо течет Сена» например, дважды два — четыре, четыре и четыре — восемь, «Вперед, дети Франции».

И как только в помещение вносят пишущую машинку, он садится перед ней и начинает работать пальцами ног; строка летит за строкой; он умеет проставлять заглавные буквы, запятые, он умеет оформлять подчеркивание, черный цвет, красный — пожалуйте!

Он заканчивает показательное выступление, ибо уж слишком унизительно выглядеть цирковым медведем перед собравшимися; он сразу же переходит к теме педагогического процесса. Современные языки, говорит он, натягивая носки, не мертвые, их нужно преподавать как разговорные. Устная речь — основа для овладения языком, а большинство обучающихся просто повторяют заученные фразы, которые никак не связаны с реальностью. К сожалению, продолжает он, изредка они еще что-то могут написать или сказать на латыни или греческом, но не в состоянии связать нескольких слов по-английски, чтобы спросить дорогу, заказать выпивку или просто поддержать разговор.

Он засовывает ноги в туфли.

— И как они будут выглядеть, мадам, мсье, на улицах, например, Лондона? Что они смогут сказать клиенту, посетителю? А если конференция, деловая встреча? А путешествия? Они же как цирковые собачки. Чтобы овладеть языком, прежде всего нужны уши, а не глаза. Нужен язык, а не пишущая рука.

Франсуа приводит в пример слова филолога-теоретика Эмиля Часла — спасибо Жюльену, студенту-германисту, — который говорил о методе погружения, когда ученик осваивает язык без каких-либо предварительных условий, без перевода слов, без объяснений, он все равно что малый ребенок, он должен слушать. Он приводит в пример себя:

— Моя мама англичанка. Я говорю по-английски благодаря ей. Она просто беседовала со мной, и это была лучшая школа.

— Но… Как вы собираетесь писать на доске?

— А я и не собираюсь писать! В крайнем случае попрошу кого-нибудь. Мадам, мсье, это-то как раз не проблема.

Мадам и мсье несколько смущены, но все же сомневаются:

— А вы не боитесь, учитывая ваше состояние, преподавать?

Возможно, они имеют в виду, что своим видом он шокирует учащихся и других преподавателей. Вызовет невольное любопытство, нетактичный интерес. Кроме того, никто не исключает элементарное непонимание и даже агрессию. Он запросто может лишиться авторитета, как знать?

— Позвольте мне хотя бы попробовать, — отвечает Франсуа.

Но мало кто готов рискнуть или взять его на поруки… Ему все же удалось устроиться в старшую школу, что в Девятом округе, и один из коллег как-то признался, что его незрячий сын в пятнадцать лет пытался покончить с собой, не имея больше сил жить в вечном мраке. Его спасла только музыка.

— И чем он сейчас занимается? — спросит его тогда Франсуа Сандр.

— Учит музыке…