Мурена (СИ)

На рассвете Мурена оказался в его комнате, хотя, вроде бы, Леон дверь закрывал на ключ. Шут ему напоминал наглого кота, который, хоть на семь замков запирай, а в амбар все равно залезет, и не мышей ловить, а чтобы сладко дрыхнуть в бочке с пшеницей подальше от хозяйки. Завернувшись в одеяло с головой, Леон сел и уставился на гостя, который сегодня был в обычном, неприметном даже, темном плаще с капюшоном.

— Я думал, вы копыта отбросили, — сказал тот, швыряя в него какой-то тряпкой. — Одевайтесь, мы должны успеть до того, как ваша благоверная проснется.

Леон бы понял, если б ему было сказано: «Раздевайтесь, мы должны успеть до того, как ваша благоверная проснется».

— Куда мы идем? — спросил он, нащупывая ногами на холодном полу башмаки.

— Вы же не хотите жениться? — отозвался Мурена. — Или хотите? Или вы мечтали о той дыре, что вам придется лицезреть до конца своих дней? И это я вам сейчас не о том, что между ног леди Весты находится.

Пока Леон одевался и натягивал поверх криво застегнутого камзола плащ, Мурена сидел в кресле, выглядывая со скучающим видом в окно.

— Вы копошитесь, как троюродная тетушка матери моей кузины по папиной линии, — произнес Мурена, когда они спускались вниз, а потом проходили через задний двор. — Но ей уже девяносто восемь. Ах нет, было бы девяносто восемь, если б не померла в прошлом году.

— Отчего померла? — поинтересовался Леон, ни капли не веря в эти россказни.

— Поперхнулась дымом из трубки. Не самая ужасная смерть, но я бы предпочел умереть от счастья.

— Такое бывает?

— Говорят, что папенька нашего Его Величества, который впервые за всю историю рода добился от церкви официального развода с женой, в ту же ночь помер красивой смертью: пригласил к себе в спальню сразу двадцать пять самых красивых девушек королевства, ровно столько, сколько продлился его брачный союз. И помер, не добравшись до шестой. Церковь сказала — от греха, а народ сказал — от счастья.

Леон негромко рассмеялся, и Мурена посмотрел на него серьезно и внимательно, но длилось это доли секунды. Спустя миг шут, вернув свое привычно-ироничное выражение лица, нес очередную чепуху. Так они и добрались, продираясь сквозь идущих к рынку горожан, к лавке близь сточного канала. Воняло тут нещадно, до першения в горле, но дети, играющие с нацепленными на палки обрывками мешковины, — видимо, представляли солдат с пиками — бегали по камням босиком и не обращали внимания ни на запах, ни на грязь, ни на роняющих катышки коз, которых вели на рынок мальчишки постарше.

— Проходите, Ваше Превосходительство, негоже вам взор свой такими низкими картинами услаждать, — произнес Мурена, распахивая перед ним дверь. — Или, если хотите, могу отобрать палку у самого мелкого и развлечетесь, пока не наскучит.

Леон шагнул внутрь и закашлялся от другого, более резкого запаха — дым от курительницы, миндальное масло в лампадке и что-то ещё, незнакомое. В маленьком, захламленном до потолка статуэтками, фигурками, лампами, шарами, вазами с сухоцветами и перьями, картинами, лентами, коробками, шкатулками, — не перечислить всего — в середине, за низким столиком сидела женщина с массивными серьгами в ушах и убранными под тюрбан волосами. Тюрбан и серьги внушали уважение сразу, а когда ведьма — Леон и не сомневался в ее профпринадлежности — хохотнула трескучим голосом и смела со стола замусоленные, огромные, как обложка офисного блокнота, карты, то он и вовсе проникся благоговением.

— Вы? — сел на качнувшийся табурет и всмотрелся в хищные черты вчерашней попрошайки.

— Я, — кивнула та, улыбаясь. — Позолоти ручку, красивый мой. — Подтянула его руку, перевернула ладонью вниз и ткнула чем-то так ловко и быстро, что Леон и ойкнуть не успел. На подсунутую карту с изображением сатира капнули две капли его крови. Ведьму это не устроило, и она, нажав на побелевший палец, выдоила еще две. — Итак, в запасе у тебя четыре дня — как раз в низине за городом установят шатры для ярмарки.

— А при чем тут… — Леон потер пострадавший палец. — Как вообще… Я ничего не понимаю.

— И не надо, — вклинился Мурена, вертевший в руках хрустальный шар с перламутровым дымом внутри. — Дай Шу делать свою работу и не забудь заплатить потом золотыми.

— Сегодня вечером случится нечто, что отсрочит твою женитьбу, — продолжала эта Шу, надурившая вчера Леона. — Потом ты пойдёшь на ярмарку, зайдешь в шатер к работорговцу и выберешь самого большого и самого злого раба — это отменит твою свадьбу.

— Откуда вы знаете, что там будет самый большой и… — Леон опустил глаза на карту — следов крови не было, замасленная бумага ее словно впитала. — И как это…

Мурена, оказавшись позади, тяжело опустил руки на его плечи. Леон замолчал.

— Если согласен, скажи, что согласен, — произнес шут. — Если нет — тогда хватит трепаться, поднимай свою герцогскую сраку и вали отсюда.

— Никто не умрет? — спросил Леон осторожно.

Мурена тоже молчал, ответила Шу:

— В ближайшие несколько месяцев — никто. Но не беспокойся, красивый мой, золотой, Шу знает, что делает. Ты же веришь Шу, которая сохранит твой большой секрет?