Мургаш

Две недели спустя дежурный ввел ко мне в кабинет небритого человека с низко опущенной головой.

— Товарищ начальник! Нанко Перпелиев!

Неужели это действительно мой одноклассник Нанко? Жизнерадостный парень, неутомимый спорщик, первый запевала?

Нет, это не тот Нанко. Передо мной стоял полицейский, согнувшийся под тяжестью совершенных им преступлений и со страхом ожидавший возмездия.

— Добри, — начал он, потом осекся. — Господин начальник…

Правильно, Перпелиев. Здесь нет твоего одноклассника, земляка, товарища детства. И о чем нам, в сущности, говорить? О твоей вине? Она доказана судом. О преступлениях, которые ты совершил? Они раскрыты полностью. Может быть, о твоих соучастниках, которые успели скрыться, а быть может, даже перекраситься в «наших»? Только об этом можно с тобой говорить.

— Я вас слушаю.

— Господин начальник! Меня оклеветали… Все, что обо мне рассказывают, неверно… Я был просто исполнителем, добросовестно выполнял служебные обязанности… Это была ошибка, огромная ошибка, когда я поступил в полицию. Однако, Добри, ты знаешь… Разве ты не помнишь тридцать девятый год, когда мы встретились с тобой?.. Тогда я знал, что ты был коммунистом, мог тебя арестовать, а я ведь отпустил тебя. Скажи, помнишь ты это?..

И я вспомнил… Март 1939 года. Тогда у меня уже выработался рефлекс не только замечать, а просто чувствовать приближение полицейских агентов. Но на этот раз я сплоховал: то ли весна действовала, то ли предстоящая встреча с Леной, но я не услышал, не почувствовал быстрых шагов сзади. И когда чья-то тяжелая рука легла мне на плечо, удивленно обернулся.

Передо мной стоял полицейский офицер в аксельбантах и с тонкой, слегка изогнутой саблей. Лаковые сапоги сверкали, а фуражка была слегка заломлена.

— Иди впереди меня! И если надумаешь бежать… — Он многозначительно расстегнул кобуру пистолета.

— Зачем мне бежать?

— Ты сам знаешь.

Это был Нанко. Я не видел его много лет, но знал, что он работает инструктором в софийской полицейской школе.

Он шел в двух шагах за мной и резко подавал команды:

— Налево, руки назад, не оглядываться!.. Направо!..

У подъезда управления пожилой усатый полицейский растворил перед нами дверь. Мы прошли в кабинет Нанко. Он сел за стол, а я остался стоять, быстро соображая, за что мог быть арестован.

По лицу полицейского инструктора поползла довольная усмешка. Он стал листать какую-то папку, потом отбросил ее в сторону:

— Мы уже давно тебя ищем.

— Я этого не знал.

— Не знал, потому что забыл оставить свой адрес… — сострил он. — Вы, нелегальные, постоянно забываете оставить свой адрес в полиции. Но мы вас находим и без адресных карточек. От нас не спрячешься. Теперь ты, надеюсь, понял, в чем дело?

Я понял, что произошло какое-то недоразумение:

— В чем дело? У меня есть адрес, есть адресная карточка. Может быть, вы не знаете об этом? Так проверьте. Позвоните по телефону, вам скажут мой адрес.

— Позвоню. И если ты обманул меня…

Он нажал кнопку звонка. Через миг появился полицейский, щелкнул каблуками:

— Что прикажете, господин начальник?

— Отведите его в дежурное помещение. Он арестован.

Через три часа меня снова привели к Нанко. В руках у него был какой-то зеленый листок.

— Почему ты уклоняешься от военной службы?

Я собрал всю свою волю, чтобы выглядеть смущенным и сбитым с толку.

— Да что вы! Ничего подобного…

— Люди его разыскивают по всей стране, а он… «Ничего подобного»! Ты понимаешь, что за уклонение от воинской повинности ты подлежишь суду?

— Но я не получал никаких повесток!..

— Вот она! Завтра же явишься на призывной пункт… — И он подал мне листок, который держал в руке, и заставил расписаться в том, что я получил повестку. — Немедленно отправляйся в казарму. Знай, что досье твое уже там. Одно слово — и ты опять окажешься в тюрьме.

И вот сейчас эту историю просил меня вспомнить бывший полицейский инструктор, бывший плевенский околийский начальник полиции Нанко Перпелиев. Неужели он мог думать, что эта история в какой-то степени облегчит его участь?..

2

У главных ворот казарм 25-го драгоманского полка в Сливнице меня встретил часовой:

— Ты куда, приятель?

Я ему объяснил, что опоздал немного, так как мне вовремя не прислали повестку. Меня провели в полковую канцелярию, а уже через полчаса зачислили солдатом в противотанковый взвод специальной роты.

И вот я предстал перед ротным фельдфебелем. Первый его приказ был лаконичен:

— Шагом марш в парикмахерскую. Там тебе сбреют эту шевелюру и усы. У нас усы разрешается носить чинам от фельдфебеля и выше.

Шевелюры своей я не жалел. Меня два раза наголо уже обривали в тюрьме. А усов было жалко.

— Ну, — повысил голос фельдфебель, — чего мнешься? Марш!

Пришлось повиноваться. Парикмахер, пожилой солдат, без лишних слов придал мне уставной вид.

Постриженный и побритый, одетый по всей форме, явился я к взводному командиру подпоручику Христову. Он строго оглядел меня, спросил, почему я опоздал, а потом поспешил отправить во взвод.

Солдаты взвода уже прошли часть программы одиночной подготовки. Но я быстро их догнал.

Однажды во время отдыха прибежал связной командира полка: