У нас, граждан России и бывшего Советского Союза, со школьного возраста сложилось определённое стереотипное представление о последовательности возникновения и развития общественно-экономических формаций и форм государственного правления. Все, кто в советские годы школьный курс истории не «проходил», а хотя бы читал, помнят, что первобытно-общинный строй сменился рабовладельческим, затем феодальным, потом был капиталистический и, наконец, коммунистический (включая его первую стадию – социализм). Эта последовательность не подлежит сомнениям, несмотря на то, что для России она после социализма пошла вспять – случился откат в капитализм. (Будем надеяться, что дальнейшее скатывание к феодализму у нас не произойдёт!)
Что касается известных форм государственного правления, то здесь в наших головах тоже укоренился определённый стереотип последовательности: сначала монархия7
, потом республика8. Почему-то не наоборот, хотя ретроспективный взгляд в историю цивилизаций даёт совсем другое представление. Элементы демократии были свойственны племенам людей за многие тысячи лет до нашей эры. С ростом первобытных общин возникало экономическое и, как его следствие, социальное неравенство, а это породило первобытные авторитарные традиции, которые позже воплотились в монархические формы правления. Однако даже столетия спустя первичный опыт свободной демократии не был забыт. В V-IV веках до нашей эры классическое демократическое государство возникло в Древней Греции, где каждый гражданин имел право участвовать в работе народного собрания. Потом опять была монархия и деспотичный авторитаризм (вплоть до хунты «чёрных полковников»), и снова демократия…В течение всей новейшей мировой истории демократия и авторитаризм, периодически сменяя друг друга, тесно переплелись и сегодня в ряде государств вполне мирно сосуществуют, взаимно дополняя друг друга. Например, различия между конституционной монархией (парламентской или дуалистической) и президентской республикой носят формальный характер. А опыт многих современных государств (в т.ч. России, не говоря уже о среднеазиатских республиках) наглядно показывает, что полномочия президента республики бывают гораздо шире полномочий конституционного монарха.
Я предпочитаю усматривать в таком скрещивании монархии и демократии не более чем изыскание приемлемых для элит договорённостей в части распределения властных полномочий. Иной раз это всего лишь лицемерная имитация договорённостей (в угоду традициям или народным ожиданиям), потому что одна из ветвей всё равно доминирует. Например, великобританский супердемократичный парламент, присвоив себе практически всю полноту не только законодательной, но и исполнительной власти, тем не менее, чтит чопорные традиции и сохраняет королевскую особу. Формально королева имеет некоторые эксклюзивные полномочия, которых нет ни у премьера, ни у палаты общин, ни, тем более, у палаты лордов. Например, право объявлять войну. Но если такое решение парламентариям всё же потребуется, а королева ему воспротивится, тогда её легко и быстро переубедят (или даже проигнорируют), невзирая на весь показушный пиетет к королевской особе. Как бы не кичились британцы своим консервативно-благоговейным почитанием королевской особы, она сидит у них на коротком парламентском поводке. Да так, собственно, и везде, где существует гибрид власти под названием «конституционная монархия» (Испания, Япония, Норвегия, Швеция, Нидерланды, Бельгия, Дания и т.д.)
У нас в стране даже самая строгая монархия никогда не была абсолютно авторитарной, в ней присутствовали элементы демократии. Царя всегда в какой-то степени играла свита, а за троном всегда стояли бояре. Бывало, что боярам рубили головы, а бывало и наоборот. Наши монархи вольно или невольно делились своей властью с боярами (не говоря уже о духовной ветви власти). Кстати, в советское время власть тоже делилась на троих: законодательная в лице советов, исполнительная в лице исполкомов и духовная в лице партии.
Во всех отношениях российская и зарубежные монархии были весьма схожи. Российская демократия (советская и нынешняя) тоже формально похожа на западную, но в меньшей степени. В нашей демократии глава государства (генсек в СССР, президент в России) играл и играет несопоставимо более значимую и весомую роль, чем главы государств западной демократии (что, кстати, никак не убирается в нос доморощенным либералам).