— Мой приятель Никита Тимофеевич, у которого я остановился, — говорил он, — представил меня ребятам тамошнего ФСБ, они нашли бумаги на Антипа Загодина, вашего бывшего хуторянина, и я узнал, что он действительно, как ты и говорил, — Афанасий повернулся к Николаю, — был репрессирован вместе с сыном. Были они отправлены по этапу в Сибирь. Есть документы, подтверждающие смерть и того и другого в лагере на Алдане от истощения.
— В народе ходил слух, что их раскулачили, — сказал Николай, — хотя, я вспомнил, дед сказывал, да и Геронт в беседе со мной подтвердил, что отца и сына сослали за пособничество врагам Советской власти.
— И дед твой, и Геронт правильно говорили. Не знаю, знаете ли вы, но был в вашей округе бандит Бредун…
— Был, — подтвердил Николай. — Я о нём и от Геронта слышал. Якобы был он неуловим, в одном месте активиста убьёт, в другом сельский клуб или свинарник подожжёт и исчезает. То там появится, то здесь. Долго за ним охотились, но изловили потом. Мой дед Семён его брал в лесу… он не любил об этом вспоминать, но иногда уже в старости, когда бывало соберутся старики, рассказывал. Я, правда, тогда особенно не прислушивался к таким разговорам — мал был.
— Так вот этот Бредун и был неуловим из-за того, что у него везде были пособники. В их числе и Антип Загодин. Он бандита и на ночлег иногда пускал, и продовольствием снабжал, и оружие хранил…
При этих словах Сергей с Николаем переглянулись. Афанасий то ли не заметил этого, то ли сделал вид, что не видел, и продолжал рассказывать:
— Бредун храбрый был, когда жёг дворы или убивал сельчан, а на допросах кололся, как орех. Он и Загодина заложил и всё о нём рассказал. Судя по протоколу, даже обвинил в том, чего Загодин не совершал… Но всё это между прочим, как бы сказать. Для нас главное не в этом. Я из документов почерпнул вот что… — Афанасий сделал многозначительную паузу, обведя всех глазами.
Сергей, сидевший напротив Николая, незаметно подмигнул ему: дескать, что я тебе говорил — полезный человек Афанасий.
А Афанасий продолжал:
— На одном из допросов следователь спросил Загодина, зачем тот хотел уйти в бывший скит. А следователю об этом сказал Бредун, что де Загодин собирался в скит за добром своим. Ну, а так как Бредун представил Антипа, как самого главного зачинщика всех поджогов и вдохновителя банды, они ему и приписали, что в скиту он хотел нечто вроде базы сделать.
— Вот, подлец, Бредун, — вырвалось у Николая.
— Но там об этом между прочим сказано. А я смекнул, что Загодин, видимо, в чём-то проговорился Бредуну, но сказал ему не всё, и намеревался он в скит уйти не из-за того, что там базу хотел сделать, а свой клад хотел искать. Так что если моя версия имеет право на жизнь, мы теперь знаем, в каком скиту зарыт сундук. Ведь пергамент принадлежал Антипу Загодину? — Афанасий победно посмотрел на обоих друзей.
— Загодину, — подтвердил Воронин.
— И он знал про скит.
— Ну и какой это скит? — вырвалось у Николая.
— Ты знаешь что-нибудь о Верхне-Сутоломском ските?
— Слыхал. Это тот, что за Скитскими болотами. Была легенда, что его сожгли в прошлом веке из-за золота, которого очень много имели скитники.
— Не знаю из-за чего его сожгли, но в протоколе речь шла о бывшем Верхне-Сутоломском ските. Однако об этом, я повторяю, в протоколе между прочим сказано, на этом следователь акцент не делал, а, может, не обратил внимания, главным для него было — вырвать у Загодина признание, что тот помогал банде и тем самым поставить ему клеймо врага советской власти.
— В нашей округе только один скит и был, — сказал Николай, — Верхне-Сутоломский, как ты называешь. У нас его просто обозначали, как бывший скит за болотами. Какие-то отрывочные отголоски рассказов о нём дошли до наших дней.
— А дорогу туда знаете? — спросил Афанасий.
— А какая туда может быть дорога, — ответил Николай. — Топь, болота кругом, озёра да протоки…
— Как же мы туда доберёмся? — вырвалось у Сергея, которому не хотелось идти, чёрт знает куда, через топи и трясины за иллюзорным золотом. Он не с таким трепетным восторгом, как Николай, воспринимал эту затею.
— Это мы сообразим, как лучше туда добраться, — ответил Николай.
— Я порылся у своего приятеля в военных картах, — сказал Афанасий, — правда, немного устаревших, и набросал схему расположения скита. Вот смотрите, — он подошел к стулу, на спинке которого висела его куртка, и достал из кармана сложенный вчетверо листок плотной бумаги. Развернул его, положил на стол, разгладив ребром ладони. На бумаге шариковой ручкой были начертаны линии. — Здесь всё упрощённо, но суть ясна, — объяснил он, тыкая пальцем в рисунок. — Вот эта жирная линия обозначает реку Язовку. Знаете такую?
— Как не знать. В двух километрах отсюда протекает, — ответил Николай, внимательно вглядываясь в схему Афанасия.
— Вот она впадает в озеро Глухое, — продолжал Афанасий, — а почти рядом в то же озеро впадает речка Сутоломь.
— Все правильно, — подтвердил слова Афанасия Воронин.