— Сопреют волосы под твоей пое… — Он очень нехорошо назвал головной убор Зашитого и громко захохотал.
Зашитый другому сразу бы вмазал в челюсть, но что с этого недоноска взять. Придурок он и есть придурок. Только нагоняй схлопочешь от Стыся. Петруха вроде шута у императора, которому разрешается говорить всё, не боясь, что его настигнет гнев хозяина. Поэтому Зашитый сжал зубы, усмехнулся и ответил только:
— У меня волосы ещё есть, а у тебя уже не вырастут. — Он намекал на безволосую грудь газонокосильщика.
Петруха понял, на что намекал Зашитый и провёл грязной рукой по груди.
— А зачем мне они. Брить не надо.
— Ладно брехать. Стриги свою траву, мажордом, пыльным мешком трахнутый, — выругался Зашитый.
Он протянул руку и схватил Петруху за нос. Тот завизжал от боли и стукнул Зашитого по плечу.
— Ты чего это, чего?! — чуть ли не плача воскликнул он, потирая нос. На глаза навернулись слёзы.
— А ничего, — ответил Зашитый. — Наперёд будешь знать, куда нос совать. Будет мне, ломом подпоясанный, разными матерными словами мою камилавку обзывать. Заруби себе это на носу, пока я его не оторвал, эмбрион недоношенный.
Он сел в кабину и нажал на педаль газа. Машина, выбрасывая из-под скатов кусочки мраморной крошки, которой была засыпана подъездная дорога, рванулась к дому.
— Я тебе это запомню, Зашитый, — бормотал Петруха, потирая болевший нос. — Не посмотрю, что ты здесь в больших ходишь, на машине гоняешь. Шило тебе в задницу вставлю. Придёт черёд.
Он высморкался из ноздри, зажав пальцем другую, и, подняв свой агрегат, стал заводить его.
А Зашитый ехал и думал: «Паскуда длинная. Дурак бесплатный… Кайф сорвал». Сегодня у него было хорошее настроение — Стысь выдал причитающийся гонорар за сведения, добытые Фотографом, — а этот с угла перебитый его испортил.
Он заглушил мотор у парадного подъезда. Земля перед ступенями, как и дорожка, была посыпана мелкой серой крошкой, ровной, как зёрна. Он вбежал в низкие ступеньки и толкнул массивную стеклянную дверь. Оказавшись в вестибюле перед лестницей, уводящей наверх, было подумал, что в доме изменили традициям, но тут от стены отделилась незамеченная им вначале фигура и направилась к нему. Это был Джек, так переделали на английский манер имя Джабраил, которое носил охранник Пола, находившейся на услужении у хозяина и привезённый им из Швейцарии. Этот швейцарец кавказского происхождения довольно сносно говорил по-русски и пользовался исключительным доверием Пола Зага. Как только Пол отстроил этот дом, он первым делом перевёл сюда Джека, своего сторожевого пса, в качестве, как понял Зашитый, управляющего — соглядатая за всем, что здесь происходит. Джек всегда появлялся бесшумно, высокий, с тонкой талией, в обтягивающей тело спортивной одежде.
Скрестив руки на груди, Джабраил предстал перед Зашитым.
Был он одинакового роста с подручным Стыся, но несколько моложе. Серые с грустинкой глаза внимательно ошарили вошедшего. Опытным глазом уголовника со стажем Зашитый заприметил у него за поясом ловко замаскированный кинжал с узким и тонким, как шило, лезвием.
— Я к шефу, — сказал Зашитый, снимая свою кожаную «камилавку».
— Знаю, — ответил Джек и вытянул длинную руку ладонью кверху.
Зашитый вытащил из нагрудного кармана куртки пистолет и протянул рукоятью вперёд.
— Ещё что есть? — спросил Джек.
— Ничего. — Зашитый поднял руки, предлагая себя к обыску. Джек хитёр, думает, что его стилет не заметен. Но и Зашитый не дурак. Он тоже не расстается с ножом — оружием вора, но он у него лучше замаскирован, не сразу отыщешь.
Но Джек не стал его обыскивать. Сказал:
— Ступай за мной! — И свернул в боковой коридор.
Они прошли анфиладу комнат, расположенных в левом крыле здания, завернули и вышли на застеклённую веранду с большими высокими окнами, закрытыми жалюзями.
— Жди тут, — сказал Джек и удалился.
Зашитый осмотрелся: здесь он был впервые. Веранда была большая, длинная, пол был устлан красивым пластиком, матово поблескивающим под лучами солнца, пробивающимися сквозь щели жалюзей. Стену, примыкающую к дому, занимал с выгнутой спинкой диван с подушками, посередине стоял овальный стол в окружении стульев, видно очень мягкими, потому что сиденья и спинки выпукло выпирали, словно выдавливались из деревянного лакированного обрамления. В углах на полу стояли с античным рисунком вазы с сухими цветами, пальмовыми ветками, облагораживающими это помещение. В углу был небольшой бар, заставленный множеством разных конфигураций бутылок, бокалов и подносов, невдалеке возвышался высокий холодильник, облицованный красным деревом. Был ещё маленький диванчик, журнальный столик и два кресла. На журнальном столике стояла массивная хрустальная пепельница в виде морской звезды, лежала начатая пачка сигарет «Мальборо», настольная зажигалка, два или три порнографических журнала.