немцев. Когда мы увидели город, то МОИСЕЕНКО стал рассматривать его в бинокль и приказал смотреть и мне, но
мы, оба, определить, какой это город, не могли. Командир все время полета сидел за штурвалом, и видно было, что он
сильно устал; фуражку он велел снять с себя мотористу ТРОШЕВУ и расстегнуть меховую тужурку, несмотря на то,
что было холодно. Я видел, что лететь дальше было невозможно, т.к. едва ли командир выдержал бы еще полчаса.
Когда стали спускаться на маленькую площадку, окруженную постройками, то чуть не налетели на мачты
беспроволочного телеграфа. Как только мы спустились и корабль остановился, МОИСЕЕНКО выскочил из аппарата и
дошел спрашивать публику, которая со всех сторон бежала к кораблю. Командир, вставая с кресла, был весь в поту и
шатался, т.к. даже упал на сложенные сзади командирского места чехлы от моторов и стал быстро расстегивать ворот
гимнастерки. Через минуты две прибегает к аппарату МОИСЕЕНКО и говорит, что это город БОБРУЙСК, занятый
польскими легионами. Командир взволнованным голосом сказал: «Ах, черт возьми!», потом подозвал меня и сказал,
что в случае допроса я бы говорил, что мы летели в ВИННИЦУ, где расположен штаб. Во время этого разговора мы
находились еще в каюте. Когда мы с мотористом ТРОШЕВЫМ вышли из каюты (минут через 15 после спуска),то
увидели, что кругом аппарата стояли уже солдаты с винтовками, за ними вышел и командир, который тихо спросил
меня с ТРОШЕВЫМ, успеем ли мы запустить моторы, чтобы улететь, но мы ответили, что это невозможно, т.к.
польские солдаты будут стрелять, да и подняться с этой площадки едва ли возможно, тогда командир пошел опять в
каюту, в это время к двери каюты подошел, по-видимому, польский офицер и сказал командиру, что он (БАШКО) и его
помощник (МОИСЕЕНКО) должны отправиться сейчас же в штаб польского корпуса, а мотористам можно остаться у
корабля. Командир вышел из каюты застегнутый и очень взволнованный и, вместе с МОИСЕЕНКО, в сопровождении
польского офицера пошел в город, мы же с ТРОШЕВЫМ остались при аппарате, к которому вплотную подошли
вооруженные солдаты и даже у дверей каюты поставили одного часового, наблюдавшего за каждым нашим
движением. Через 30 минут я подошел к часовому и спросил у него, можно ли нам сходить закусить, но сказал, что
отпустить нас одних не может, а предложил отправиться в их команду в сопровождении часового, где нам дадут
выпить чая. Тогда хотел взять свои продукты, которые лежали в каюте, но он меня не пустил. В казарме польской
команды мы напились чаю и пробыли около часа, потом ГРОШЕВ пошел к аппарату, меня же оставили в казарме.
Когда пили чай, то легионеры нас спрашивали, куда мы летели, и мы ответили, что летели в ВИННИЦУ; через
некоторое время в казарму вернулся ГРОШЕВ и сказал мне, что видел МОИСЕЕНКО и наши собственные вещи
положены на подводу, которая повезет нас в крепость. МОИСЕЕНКО был в это время в канцелярии. Я и ГРОШЕВ
вышли из казармы и пошли в канцелярию, где в передней ждали выхода МОИСЕЕНКО; когда он вышел, мы трое сели
на подводу и в сопровождении одного конвойного поехали в крепость.
На дороге МОИСЕЕНКО сказал, что мы считаемся пленными, но, вероятно, нас (троих) отпустят. Командира же
задержат до выяснения, не он ли ЛЕТАЛ И БРОСАЛ БОМБЫ В ГОРОД БОБРУЙСК ЗА НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ДО
НАШЕГО ПЛЕНА. Часов в 6 вечера мы приехали в крепость, где находился штаб польского корпуса. В штабе мы
остались около подводы, а МОИСЕЕНКО пошел в канцелярию выяснять наше положение. Через 3—3,5 часа (около 9
вечера) вышли из канцелярии МОИСЕЕНКО и БАШКО, который сказал, что мы трое: МОИСЕЕНКО, Я и ГРОШЕВ
свободны и можем ехать в Россию, ОН ЖЕ АРЕСТОВАН. Тогда мы сняли его вещи с подводы, и их взял один из
легионеров и куда-то унес, а БАШКО попрощался с нами и, в сопровождении офицера ушел в штаб, нас же троих
повезли на станцию Березина. На станции мы сложили свои вещи с подводы и стали ждать поезда, но по справкам у
польского коменданта станции услышали ответ, что для нас никаких поездов не будет. Посидевши некоторое время на
станции, мы решили ехать ночевать в гостиницу в Бобруйске, где проспали ночь, а потом опять приехали на станцию
23/2 нового стиля около 9 часов утра, где снова получили тот же ответ, тогда мы решили вдвоем с ТРОШЕВЫМ нанять
подводу и пробираться до м.Парич, откуда ехать на станцию Шаховка. МОИСЕЕНКО остался в Бобруйске, откуда
пробрался в Смоленск. После долгих скитаний мы пробрались в Смоленск 28/2 н.ст. Пропуска для перехода линий,
занятых польскими легионами, нам были выданы в штабе польского корпуса. Больше показать ничего не могу.
Моторист Иван Григорьев.
Дознание производил вр.и.д .адъютанта 34-го корпусного авиаотряда Вл. Макшеев.
РГВА, Ф. 11925, On. 1, д. 4, лл. 13-14.
Документы из архива А.С. Никольского
ПОСЛУЖНОЙ СПИСОК
Прикомандированного к переменному составу
Военной Авиационной школы
Лейб-Гвардии 3-го Стрелкового Его Величества полка
Штабс-Капитана НИКОЛЬСКАГО.
31 августа 1904 г. В службу вступил из кадет Владимирского Киевского кадетского корпуса юнкеров