Читаем «Муромцы» в бою. Подвиги русских авиаторов полностью

донельзя и берет ее руками. Вот мы уже давно перешли свои позиции. Павлик сменился с управления. Я ему

напоминаю: «А ну, тронь теперь муху». Павлик только протягивает палец — муха тотчас же слетает. Павлик

поражен окончательно, но принимает факт на веру, даже рассказывает об этом за столом. Конечно, общий

хохот. За разъяснениями Павлик обращается ко мне.

Дурень ты! Просто высота большая, у мухи мотор слабый и совсем не тянет.

Павлик сначала тоже не доверяет. Но тут дело для него уже ясное, и он успокаивается. Дело в том, что

он видел только факт, но не причину. Обычно я доводил корабль до 2000 м и шел разбираться с бомбами, а

Павлик садился за штурвал. Когда его сменяли, то высота уже была боевая, и ему приходилось быстро бежать

назад, надевать шлем, перчатки и браться за пулемет. Когда шли обратно, то при переходе позиции за штурвал

опять-таки садился он и сменялся только на какой-нибудь тысяче метров. Тогда мухи уже оттаивали, летали

по каюте и даже имели тенденцию приставать.

Был крайне поражен, прочтя в приказе по эскадре, что я давным-давно назначен командиром «Ильи

Муромца» 14-го. Ну что же, теперь можно и принять. А то с Панкратьевым работать стало тяжеловато. Нервы

у нас обоих порасходились. Как-то при перелете в Ягельницу Панкрат мне высказывал, что я повел корабль,

обходя дождевую тучу слева, а не справа, что, по-моему, было невозможно, так как дало бы огромный крюк и

бесцельный выход на противника. Спорили по поводу донесений, где беспощадно урезывались называемые

мною величины, несмотря на то что я сам уже их заранее несколько урезал. Между прочим, я просился в

отпуск, и таковой мне разрешен. Но пока не еду, так как наступление еще продолжается и нужно поработать.

22 августа летим с бомбами в район шоссе Завалув — Хохонюв — Яблонув — Галич. Облачно, но в

прорывы находим биваки пехоты, до четырех батальонов, обозы. Сбросили 12 бомб, частью удачно. Бросала

молодежь, особенно Гаврилов, и как дети радовались успешным попаданиям. Конечно, поливали все что

можно пулеметным огнем.

Наступление опять удачно. Южная часть линии опять подалась сильно к западу. Надо разведывать

новую линию. И вот 26-го идем в район к северу от Галича. Берем бомбы. День ясный, видно много.

Отмечаем батареи, обозы и артиллерийские резервы. Разведку веду вместе с Гавриловым. Бомбы бросает тоже

он. Я хлопнул только две. Район Сви- стельники — Бурштын — Желяборы — Галич занят, оче видно,

немцами, а не австрийцами. Это сразу заметно по обстрелу, так как кроют нас тяжелыми бризантными.

Ухитряемся снять один букет в шесть штук. Но первые три разорвались несколько раньше. Пришлось ждать

отставших. Вышло мелковато. Но другие два сняли очень близко.

Дома новости: прилетел Шаров, 4-й корабль, и Клем- бовский, «11-й». У нас в замке стало теснее и

шумнее. Наши, конечно, успели перезнакомиться с соседними госпиталями, где провели сутки. На всякий

случай полетел Гаврилов на «Сикорском-16», да перевернулся при посадке в поле.

Наступление наше окончательно приостановилось. Дальше, очевидно, в этом году не пойдут. Линию

немного подровняли, но на Свистельниках сильно обломали зубы. В Галиче уже взятый вокзал пришлось

оставить.

29-го идем снимать и чертить новую линию от Галича до Бржезан. Опять дивная по полноте и удаче

разведка, благодаря ясному дню, два раза пройденному маршруту и точному распределению работы. Вся

линия сфотографирована и нанесена на карту очень тщательно. Отметил четыре батареи, да еще ребята нашли

несколько на линии Сви- стельники — Мечицув. Видели броневой поезд. Он сверху — удивительно странное

существо. У Липиц Горней и Дольней нашли два бивака пехоты и массы обозов.

Дальше к северу были поражены странной картиной. Обычно при нашем приближении все живое

разбегается и прячется. А тут вдруг видим — масса народа роет окопы третьей линии и не только не бежит, а,

по-видимому, даже вылезла из окопов. Кучки увеличились. Побежало несколько отдельных точек. И это при

первом и при втором пролете. С грустью решили, что это, очевидно, работают наши пленные, и бедняги,

наверно, приветствовали нас, свободных. Бежали же или наиболее робкие, или конвоировавший ландштурм. К

счастью, быстро сообразив, не обстреляли их из пулемета.

Конечно, привезли пробоины. В воздухе болтались сегодня 3 ч 50 мин, но зато какая разведка! При

отсылке донесений Панкратьев стал уверять, что кроки в районе Ляс- Козакова у меня неверны. Мне

пришлось задержать отсылку и, дождавшись фотографий, доказать их несомненную точность.

31 августа — на поезд, и еду в Крым. Больше уже ничего интересного не будет. Можно ехать со

спокойной совестью. Так для меня, а через два полета и для 2-го корабля закончился боевой 1916-й.

Для славного 2-го корабля сентябрьским полетом и вообще закончилась боевая деятельность. В этом

полете громадный осколок снаряда влепил во втулку винта. Винт уцелел, но пострадал мотор. Разрывы

посыпались градом. Корабль повернул. А бедняга Федоров, бросавший бомбы, смотрел в люк и не учел

поворота. Две последние бомбы залепил уже в нашу собственную батарею, перебив лошадей и ранив двух

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии