Читаем «Муромцы» в бою. Подвиги русских авиаторов полностью

Сговариваюсь о том, что, вылетая бомбить, буду делать круги над Ковалювкой и ко мне вылетят

истребители. Дело в том, что немцы прислали по адресу «Муромцев» ряд угрожающих писем, и посему нам

крайне желательно иметь сопровождающие истребители. Иду домой.

К Тарнополю подходит гвардия. Лечу искать свой полк. Он еще не дошел до Тарнополя, стоит в

деревне и вечером выступит. Вечером вылетаю ему навстречу. Вижу внизу идущие части. Сажусь.

Оказывается — 2-й Стрелковый. 3-й полк впереди, верстах в трех. Взлетаю, вижу полк. Снижаюсь, делаю

круг, вижу малиновые петлицы и сажусь. Полк остановился на привал, и встреча самая радушная. Но, увы,

темнеет, и надо лететь, так как до Ягельницы почти 100 верст. Прощаюсь, даю круг и улетаю.

Около Тарнополя разбился наш знаменитый Крутень, и как! Возвращаясь из полета, на своем же

аэродроме. Какая потеря! Опять на «Вуазене» лечу на похороны. Видел на похоронах Казакова. Он опять

скатил двух немцев.

Достал на базе две сотни английских патронов с дымным следом, поделился ими с нашими

кораблями. Все готово, завтра идем. Середницкий пока что-то еще налаживает, а потому беру с собой его

помощника поручика Ко- мелова. Из всех моих ребят, кроме Гаврилова (Смирнов застрял в Эскадре), никто

еще не нюхал пороху. Так что в случае воздушного боя мне может прийтись неважно. Ну да все равно.

Сообщаю, что если не получу истребителей, то дальше линии батарей в тыл не пойду.

Утром 12 июня вышли. Уже через 45 минут имели 3000 м. Кружим над Ковалювкой, истребителей

нет. Поворачиваю и иду на немцев. Гаврилов с механиком на бомбах. Коме- лов около меня, учу его делать

разведку. Подходим в район Липиц. В воздухе дежурят два немца. Увидя нас, тотчас же скрываются, а потому

иду дальше в тыл и решаю бить Ли- пицы. Вызываю Юшкевича, показываю ему Липицы: там видно много

всякого добра. Договариваюсь относительно курса, говорю примерный прицел и отпускаю его. Выхожу на

Липицу Дольнюю, разворачиваюсь, и наши бомбят. Потом иду на Липицу Горнюю, опять бомбим.

Обстреливают сильно, но пока еще терпимо, хотя уже начинают пристреливаться и слышны попадания.

Поворачиваю, и идем домой.

Садимся и обмениваемся взаимными поздравлениями. Стабилизатор и правый руль направления

имеют громадные пробоины осколками бризантки. Дыры такие, что два кулака свободно проходят. Но

нервюры, к счастью, не тронуты, и моторы работают как часы. В общем, все отлично.

На следующее утро опять собрались. От Башко идет корабль Шарова. Только начинаем разбег, вдруг

правый «Сан- бим» затрыкал и стал. Отвели корабль в исходное положение, проверили мотор, прогнали на

полном газе. Начинаю разбег — опять та же история. Что такое? Никаких видимых причин. Опять гоняли на

полном газе, все отлично. Начинаем разбег — опять то же самое, а главное, без всякой причины. Нервы

немного заиграли. «Заводить корабль в палатку! Сегодня не полечу!»

Корабль Шарова не вернулся. Вечером пробую свой корабль, — все идеально. Просто точно судьба

какая-то!

Лечу на «Вуазене» в отряд к Башко. Есть сведения о Шарове. Сели около Бржезан. У них был бой,

четверо раненых. Вот подробности.

В Ковалювке истребители не вышли. Шаров идет в Липицу Дольнюю, выбрасывает бомбы и, вместо

того чтобы идти домой, уклоняется к западу. На него нападают сперва три немца, а потом восемь. Начинается

перестрелка. Шарова ранят одной пулей в живот насквозь, второй разрывной — в мягкую часть ноги.

Помощник поручик Луц получает пулю в плечо, но все же сменяет командира. Артиллерист подполковник

Барбович получает разрывную пулю в мягкие части ноги, но отбиваться продолжает. Мотористу

простреливают ногу выше колена. Механик на верхней площадке цел, но не может перенести пулемета с

передней установки на заднюю и потому в отбитии атаки участия не принимает. Отстреливается уже

израненная публика. Наконец немцы, понеся тоже изрядные потери, отстают. Решено садиться у ближайшего

же госпиталя, так как изо всех ручьями льет кровь. Снижаются у Подгайц. Луц жалуется, что не может

управлять и боится за посадку. Тогда раненый Шаров поднимается с пола, сменяет его и сажает корабль. Ну и

орлы же наши на 4-м корабле!

Выходил поручик Грек, но был встречен сразу таким ураганом снарядов, что не выдержал и повернул,

получив массу огромных пробоин, одна даже целым снарядом. Страшный гул артиллерийской канонады всю

ночь.Наутро 17 июня идем. От меня идет Клембовский и еще сам Башко. Я иду головным и буду бить батареи,

чем несколько облегчу путь остальным. Клембовский взлетает через 10 минут после меня, так как я зайду за

Башко и за истребителями. На втором круге над Ковалювкой появляются истребители. Двое становятся у меня

по бокам, остальные идут к Клембовскому и Башко. Не доходя до позиций, вылезаю в задний люк.

Приветствую своих истребителей и любуюсь общей картиной налета. Идут уступом один за другим три

корабля, имея по бокам истребителей. До чего это красиво! Но надо за штурвал.

Прилично опередил своих и выхожу на позиции. Сперва даже поразился, где же окопы? Их нет.

Просто какое-то сильно вспаханное поле. Ага, это артиллерия разбила. Ну и ну! Это почище, чем под

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии