«Муромцы» в бою. Подвиги русских авиаторов

днем, так что ни одному «Муромцу» не пришлось сражаться и даже встретиться когда-либо с одним из них; а

жаль, картина могла бы быть весьма поучительная и грандиозно красивая. Во всяком случае, проба орудая в

воздухе выглядела страшно эффектно и красиво. Уже слегка вечерело, с ревом и гулом по небу несся

воздушный корабль и палил из пушки: выскакивал огонек, клубочек дыму, и раздавалось «бум!», через 5—6

секунд опять огонек, опять «бум!». Я наблюдал картину с земли, и многое тут подумалось о торжестве

человеческого гения, о воздушных кораблях и броненосцах будущего, одним словом — картина феерическая.

НАШ «МУРОМЕЦ»

Наконец, собирают и наш, одновременно с третьим, первый уже почти готов. Первым командует

штабс-капитан Руднев, помощник — штабс-капитан Ильинский. Второй: поручик Панкратьев, помощник —

штабс-капитан Никольской. Третий: штабс-капитан Бродович5, помощник — поручик Спасов. Учебный

«Киевский»: штабс-капитан Горшков. Решено, что аппараты по мере готовности выступают на фронт, идя

перелетом во Львов для действия по Перемышлю.

У нас уже другие моторы: «Аргусов» не достали, а потому ставят «Сальмсоны» — крайние по 130

сил, средние — по 200. Меня сажают за штурвал на учебном «Муромце». Впечатление оригинальное, но

быстро осваиваюсь и никаких «гафов» не делаю. При повороте крен надо давать очень слабый, не давать ему

увеличиваться и ворочать больше ногами (рулем поворотов), на малых же аппаратах ворочают, больше давая

крен, и только добавляют, сколько нужно, ногой.

Формируем отряд. Он так и называется — Отряд аэроплана «Илья Муромец» номер два. Нас —

четыре офицера, один механик и сорок человек солдат, все специалисты: мотористы, пулеметчик, слесаря,

столяры, шоферы, фотографы. Я вытащил из полка (3-го Лейб-гвардии Стрелкового. — Прим. ред.)

артиллерийским офицером к нам поручика Звонникова6. Заведующий хозяйством и базой — поручик

Колянковский7, механик — вольнонаемный Н. Кулешов, старшие мотористы из Гатчинской школы — Ушаков,

Чучелов и Кениг, фельдфебель Дудкин и прочая команда. Получены четыре легковых и три грузовых автомо-

биля — обоз отряда. Все готово, за исключением аппарата. Даже пулеметы и бомбы получены, а аппарат все

не готов, и нас к нему не подпускают.

Летаем на учебном, я еще два раза посидел за рулем. Вылезали на верхнюю площадку, а Бродович

даже решил испробовать «все удобства», когда «Муромец» был далеко в полях, но при окончании пробы, в тот

момент, когда в приспособлении открылся маленький люк, конфуз и смущение Сергея Михайловича были

крайне велики: оказалось, что в люк видны крыши домов и какая-то улица — «Муромец» за это время успел

повернуть и теперь преспокойно летел над Петроградом. Выйдя, Сергей Михайлович долго смотрел сквозь

двери вниз и покачивал головой. Мы, конечно, не преминули поднять его на смех.

А время все шло да шло, работа наша подвигалась из рук вон туго. Балтийский завод оказался

преизрядной лавочкой, рабочие еле ворочают руками, завинчивают один шуруп чуть ли не два часа. Наконец,

рудневская машина готова — тут всякие молебны, смотры, и Руднев улетает. У нас все не ладятся моторы,

Панкратьев с Сикорским пробуют машину. Игорь Иванович взлетел, потом передал Панкратьеву и показал

рукой, чтобы садиться. Я стал на рукоятках газу, дал малый газ, мы пошли вниз. Подходим к земле,

Панкратьев скомандовал: «Газ!» Я дал почти полный, в этот момент Панкратьев выключил контакт, и «Му-

ромец» стал делать нормальную «муромскую» посадку. Бедный Игорь Иванович здорово зашевелился,

бросился к контакту, но Панкратьев остановил его движением руки, взял сильно на себя, и корабль, став на

колеса, прокатился немного и остановился. Посадка вышла великолепная. «Ну что же, Игорь Иванович, и так

можно садиться на «Муромце», — говорит Панкратьев.

Наконец, теряем терпение. Переговорившись с механиком Н.С. Кулешовым, решили балтийцев

выгнать, корабль принять условно, а вернее — вовсе не принимать, своими силами наладить моторы и дунуть

на фронт. Отряд грузится на железную дорогу. Отправили Звонникова во Псков и Двинск оборудовать места

посадки, туда же отправили баллоны со сжатым воздухом для запуска моторов. Нижнюю площадку обнесли

рамкой, а верхнюю наполовину спилили.

24 сентября все моторы заработали отлично, я подвязал сзади еще большой русский флаг, и в 9 ч 10

мин утра мы покинули холодный Петроград. Нас на борту четверо: Панкратьев, я, механик Кулешов, старший

моторист Ушаков. Бежали через весь аэродром и насилу оторвались. Оказалось потом, что нагрузка наша была

не менее 110—115 пудов (1800—1880 кг). Кулешов с Ушаковым набрали запасу несосветимое количество:

бензину сколько влезло — на шесть часов полета, масла тоже, баллоны с воздухом, целую мастерскую:

проволоки, цилиндры, какие-то стойки — в общем, так завалили фотографическую комнату, что я, ткнув туда

свою фуражку, нашел ее только после поломки.

Имеем легкий попутный ветер и постепенно набираем высоту. За Пулковом я сажусь за штурвал, что

до сего времени на «Муромце» делал всего три раза, и то на учебном. Управляется великолепно, никуда не