«Муромцы» в бою. Подвиги русских авиаторов

и воевать нельзя!» — скажут вам. Ну а немцы могли, когда немецкий комендант станции Млава поседел после

второго налета Горшкова? Небось кто был на станции Рожище, тот к аэропланам далеко не питает презрения.

А немцы бросали бомбы скверно, и почти все. По-видимому, они этим вопросом мало интересовались,

особенно пилоты. А от пилота зависит три четверти успеха.

На другое утро пошли осматривать машину и составлять акт о поломке. Поломка, в общем, немалая.

При ударе снесло нижнюю площадку, и кабина, упершись под углом, остановилась. Остальной фюзеляж

после остановки лег на землю, дав перелом за пилотской каютой. Крылья с моторами, упершись нижними

краями, пошли дальше. Все моторы легли на землю. Следовательно, надо заменить всю переднюю часть

фюзеляжа и по крайней мере в четырех коробках — нижние поверхности.

Сказано — сделано. Живо разобрали корабль. Нашли место для аэродрома. Послали телеграммы в

Питер, и уже через три недели аппарат был готов. Готов, да не совсем. В первом 200-сильном «Сальмсоне»

оказался погнут вал. Просим мотор. Не дают. В это время в Питере разбивается еще один «Муромец».

Балтийцы не находят ничего умнее, как разобрать моторы и свалить в общую кучу. Говорят: «Вот из этого вам

сделают мотор».

В конце ноября теряем терпение, разбираем аппарат, грузим на поезд и едем в Брест-Литовск. Там

собираем. Но, оказывается, на заводе драма. Милые крошки инженеры завода собрали мотор и навесили его

на гномовский станок. Там находился наш моторист Ушаков. Во-первых, сборка оказалась неправильной.

Ушаков поправил. Потом Ушаков говорит: «Станок слаб; он для 80-сильного «Гнома», а в «Сальмсоне» 200

сил».

—

Ничего, — говорят, — хорошо будет.

Пробуют на малом газе — хорошо. Ушаков говорит: «Дальше мы сами отрегулируем».

—

Нет, — говорят, — нельзя, надо дать полный газ.

Дали полный — станок опрокинулся, и мотор разбился.

«Илья Муромец I» штабс-капитана Руднева на фронте во Львове.

Ноябрь 1914 г.

Конечно, шляпа Панкратьев! Надо было требовать у завода новый мотор. А нет — так взять силой

через военного министра. А тут Ушаков приехал ни с чем, и стали они лепить опять что-то. Тогда поехали мы

в Варшаву к генералу А.В. Каульбарсу (выдающийся деятель русского военного воздухоплавания, в 1914 г. —

Командующий авиацией Се- веро-Западного фронта. — Прим. ред.). Тот руками развел: сделать, дескать,

ничего не могу. Повидали Грезо и Круте-

ня (летчики легких авиаотрядов. — Прим. ред.). Говорим: «У нас есть два чудных «Сальмсона» по

135 сил для аппарата «Вуазен». (А «Вуазен» был тогда последним словом техники.) Но и там не добились

ничего.

В это время погиб механик Кулешов, возвращаясь в Брест на автомобиле «Рено». Скользкая дорога;

рвануло руль, зад забросило, ударило о камень, разбило колесо. Машина перевернулась и раздавила трахею

Николаю Семеновичу. Грустно это было. Веселый, жизнерадостный, знающий и с такой охотой делавший свое

дело милый наш Николай Семенович, и вдруг погиб от такого пустячного случая.

Съездил я в Питер торопить мотор. Что-то сложили и на днях посылают нам. У нас давно все готово.

В это время Руднев во Львове забуянил. Вдруг поднял крик, что на «Муромце» нельзя летать, что он

больше 1100 м не может взять и т.п. Я думаю, что ему было обещано хорошее место Великим Князем

Александром Михайловичем8, который всегда был врагом «Муромцев». Но свою репутацию Руднев погубил.

Ведь над Перемышлем наши «Фарманы» ходили на 500 м. Ну, иди на 1000, хоть

Полет Сикорского на рудневском «Илье Муромце I» в Яблонне, 1915 г.

Была взята высота в 2000 метров

попробуй, покажи, что над «Муромцем» надо работать! Ведь два-три полета, и Перемышлю

пришлось бы весьма плохо. Да и про высоту неправда, потому что я сам видел, как потом, когда привезли

аппарат Руднева, Сикорский взял на нем 2000 м. Да и мы с огромной нагрузкой были на 1400.

Эх, Михаил Владимирович Шидловский!9 Не знаю, где вы теперь. Знаю только, что послать бы вам

тогда один исправный мотор 2-му «Муромцу». Тем более 200-сильный! Ведь все равно потом их все в хлам

выбросили. И загнули бы мы вам и «Муромцам» такую рекламу, что не надо было бы потом стольких усилий.

А глядя на нас, и Руднев выкатился бы. Человек он самолюбивый, и нам первым лететь никогда не позволил

бы. А вы почему-то смотрели на нас враждебно, особенно старались потом отнять сколько можно людей и

имущества. Да, не умели вы подбирать людей, и Великий Князь Александр Михайлович вам порядком

напакостил, присылая летчиков, выгнанных из отрядов. Ведь, грешным делом, Эскадра наша была такая бога-

дельня! Из 58 свободных офицеров я не мог найти себе на 14-й корабль второго артиллериста, и должность у

меня так и осталась вакантной. И после вашего ухода, когда мне было замечено, что я лишаю одного человека

в Эскадре столовых денег, мне пришлось заявить, что достойного получать их не нашел. Эх, Бог вам судья; а

жаль, жаль...

Получили мы следующую телеграмму: «Сформирована Эскадра Воздушных Кораблей, собирается в

Яблонне под Варшавой. 2-му «Муромцу» присоединиться к эскадре». (Приказ о формировании Эскадры