Читаем «Муромцы» в бою. Подвиги русских авиаторов полностью

В августе на учебном «Муромце» устанавливают на передней нижней площадке 37-мм пушку для

борьбы с «Цеппелинами». Но — увы! Как оказалось впоследствии, «Цеппелины» быстро перестали ходить

днем, так что ни одному «Муромцу» не пришлось сражаться и даже встретиться когда-либо с одним из них; а

жаль, картина могла бы быть весьма поучительная и грандиозно красивая. Во всяком случае, проба орудая в

воздухе выглядела страшно эффектно и красиво. Уже слегка вечерело, с ревом и гулом по небу несся

воздушный корабль и палил из пушки: выскакивал огонек, клубочек дыму, и раздавалось «бум!», через 5—6

секунд опять огонек, опять «бум!». Я наблюдал картину с земли, и многое тут подумалось о торжестве

человеческого гения, о воздушных кораблях и броненосцах будущего, одним словом — картина феерическая.

НАШ «МУРОМЕЦ»

Наконец, собирают и наш, одновременно с третьим, первый уже почти готов. Первым командует

штабс-капитан Руднев, помощник — штабс-капитан Ильинский. Второй: поручик Панкратьев, помощник —

штабс-капитан Никольской. Третий: штабс-капитан Бродович5, помощник — поручик Спасов. Учебный

«Киевский»: штабс-капитан Горшков. Решено, что аппараты по мере готовности выступают на фронт, идя

перелетом во Львов для действия по Перемышлю.

У нас уже другие моторы: «Аргусов» не достали, а потому ставят «Сальмсоны» — крайние по 130

сил, средние — по 200. Меня сажают за штурвал на учебном «Муромце». Впечатление оригинальное, но

быстро осваиваюсь и никаких «гафов» не делаю. При повороте крен надо давать очень слабый, не давать ему

увеличиваться и ворочать больше ногами (рулем поворотов), на малых же аппаратах ворочают, больше давая

крен, и только добавляют, сколько нужно, ногой.

Формируем отряд. Он так и называется — Отряд аэроплана «Илья Муромец» номер два. Нас —

четыре офицера, один механик и сорок человек солдат, все специалисты: мотористы, пулеметчик, слесаря,

столяры, шоферы, фотографы. Я вытащил из полка (3-го Лейб-гвардии Стрелкового. — Прим. ред.)

артиллерийским офицером к нам поручика Звонникова6. Заведующий хозяйством и базой — поручик

Колянковский7, механик — вольнонаемный Н. Кулешов, старшие мотористы из Гатчинской школы — Ушаков,

Чучелов и Кениг, фельдфебель Дудкин и прочая команда. Получены четыре легковых и три грузовых автомо-

биля — обоз отряда. Все готово, за исключением аппарата. Даже пулеметы и бомбы получены, а аппарат все

не готов, и нас к нему не подпускают.

Летаем на учебном, я еще два раза посидел за рулем. Вылезали на верхнюю площадку, а Бродович

даже решил испробовать «все удобства», когда «Муромец» был далеко в полях, но при окончании пробы, в тот

момент, когда в приспособлении открылся маленький люк, конфуз и смущение Сергея Михайловича были

крайне велики: оказалось, что в люк видны крыши домов и какая-то улица — «Муромец» за это время успел

повернуть и теперь преспокойно летел над Петроградом. Выйдя, Сергей Михайлович долго смотрел сквозь

двери вниз и покачивал головой. Мы, конечно, не преминули поднять его на смех.

А время все шло да шло, работа наша подвигалась из рук вон туго. Балтийский завод оказался

преизрядной лавочкой, рабочие еле ворочают руками, завинчивают один шуруп чуть ли не два часа. Наконец,

рудневская машина готова — тут всякие молебны, смотры, и Руднев улетает. У нас все не ладятся моторы,

Панкратьев с Сикорским пробуют машину. Игорь Иванович взлетел, потом передал Панкратьеву и показал

рукой, чтобы садиться. Я стал на рукоятках газу, дал малый газ, мы пошли вниз. Подходим к земле,

Панкратьев скомандовал: «Газ!» Я дал почти полный, в этот момент Панкратьев выключил контакт, и «Му-

ромец» стал делать нормальную «муромскую» посадку. Бедный Игорь Иванович здорово зашевелился,

бросился к контакту, но Панкратьев остановил его движением руки, взял сильно на себя, и корабль, став на

колеса, прокатился немного и остановился. Посадка вышла великолепная. «Ну что же, Игорь Иванович, и так

можно садиться на «Муромце», — говорит Панкратьев.

Наконец, теряем терпение. Переговорившись с механиком Н.С. Кулешовым, решили балтийцев

выгнать, корабль принять условно, а вернее — вовсе не принимать, своими силами наладить моторы и дунуть

на фронт. Отряд грузится на железную дорогу. Отправили Звонникова во Псков и Двинск оборудовать места

посадки, туда же отправили баллоны со сжатым воздухом для запуска моторов. Нижнюю площадку обнесли

рамкой, а верхнюю наполовину спилили.

24 сентября все моторы заработали отлично, я подвязал сзади еще большой русский флаг, и в 9 ч 10

мин утра мы покинули холодный Петроград. Нас на борту четверо: Панкратьев, я, механик Кулешов, старший

моторист Ушаков. Бежали через весь аэродром и насилу оторвались. Оказалось потом, что нагрузка наша была

не менее 110—115 пудов (1800—1880 кг). Кулешов с Ушаковым набрали запасу несосветимое количество:

бензину сколько влезло — на шесть часов полета, масла тоже, баллоны с воздухом, целую мастерскую:

проволоки, цилиндры, какие-то стойки — в общем, так завалили фотографическую комнату, что я, ткнув туда

свою фуражку, нашел ее только после поломки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великая забытая война

Брусиловский прорыв
Брусиловский прорыв

Брусиловский прорыв стал единственным сражением Первой Мировой войны, названным по имени полководца, и последней крупной победой Российской Империи. Русская армия раньше других нашла выход из «позиционного тупика», сумев взломать оборону противника на широком фронте, уничтожив две и разгромив три австро-германские армии. Союзники России смогли повторить этот подвиг лишь два года спустя, применив танки и многочисленную авиацию, обладая подавляющим превосходством в артиллерии, – ничего этого не имели войска генерала Брусилова в 1916 году. Сравнимый по размаху боевых действий с «Верденской мясорубкой» и Битвой на Сомме, но неизмеримо превзошедший их по масштабам успеха, Брусиловский прорыв обозначит стратегический перелом в ходе Великой войны в пользу Антанты. Но воспользоваться плодами этой победы русской армии было уже не суждено…Новая книга ведущего отечественного специалиста по истории Первой Мировой – лучшее на сегодняшний день, самое полное и компетентное исследование Брусиловского прорыва, глубокий анализ одного из величайших триумфов русского оружия.

Дмитрий Прокофьевич Оськин , Максим Викторович Оськин

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Великая окопная война
Великая окопная война

Первая мировая была еще и первой позиционной, окопной войной. После стабилизации фронта осенью 1914 года боевые действия выродились в беспощадную и бессмысленную бойню, не имевшую аналогов в мировой истории, когда за каждый метр продвижения вперед приходилось платить тысячами жизней — все попытки перейти в наступление захлебывались в крови и грязи, атакующие цепи выкашивались пулеметами и ураганным артиллерийским огнем, войска все глубже зарывались в землю… Но бойня продолжалась и под землей, где команды саперов прокладывали галереи и контргалереи, пытаясь подорвать целые участки фронта, и на поверхности, где среди кольев, надолбов и миллионов километров колючей проволоки схватывались штурмовые группы, вооруженные огнеметами, пистолетами-пулеметами и специальными траншейными ножами…Эта книга — первое в отечественной литературе исследование Великой Окопной войны 1914–1918 гг., чудовищная жестокость которой не только обошлась Европе в миллионы жизней, но и сломала судьбу европейской цивилизации, став первым актом трагедии XX века.

Алексей Николаевич Ардашев

История / Проза / Проза о войне / Военная проза / Образование и наука
Крах конного блицкрига. Кавалерия в Первой мировой войне
Крах конного блицкрига. Кавалерия в Первой мировой войне

В начале XX века большинство военных теоретиков предрекали, что в грядущей войне главной ударной силой станет кавалерия — неудержимые конные лавы будут сметать врага, преследовать и рубить бегущих, перехватывать тыловые коммуникации, сеять хаос и панику и, в конечном счете, решать исход боевых действий… Первая мировая война разрушила все эти надежды — именно кавалерия стала первой жертвой «позиционного тупика»: пулеметы в считаные секунды выкашивали целые эскадроны, под ураганным артиллерийским огнем любая атака в конном строю превращалась в самоубийство. На Западном фронте конницу фактически списали со счетов уже осенью 1914 года; на Восточном, где боевые действия носили более маневренный характер, кавалерия сохранила некоторую боевую ценность, но и здесь ее использовали больше для разведки или как ездящую пехоту. Эта книга — лучшее на сегодняшний день, самое авторитетное и содержательное, исчерпывающе полное исследование боевого применения русской кавалерии на фронтах Первой мировой. Это — история заката самого «аристократичного» рода войск, началом конца которого стала Великая война.

Максим Викторович Оськин

Военная история / История / Образование и наука

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии