Они несколько раз безрезультатно обменивались этими репликами. Неотесанность Мусаси привлекала Ёсино. Говорят, что в веселых кварталах жить могут лишь те женщины, которые воспринимают мужчин только как источник доходов. Это выдумки хозяев заведений, которые имеют дело с дешевыми проститутками и в глаза не видели настоящих куртизанок. Образованные, изысканно воспитанные женщины, как Ёсино, способны на искреннюю любовь. Она была года на два постарше Мусаси, но в искусстве любви он не мог соперничать с ней. Ёсино пристально вглядывалась в одеревеневшего Мусаси, который упорно избегал ее взгляда, словно боясь ожога, и её сердце билось все беспокойнее.
Служанки, не ведая о безмолвном поединке в соседней комнате, приготовили роскошное ложе, достойное дочери даймё. Золотые колокольчики матово поблескивали на углах атласных подушек.
Мусаси вслушивался в тишину. Время от времени с крыши срывался снег, с глухим шумом падая на землю. Такой звук сопровождал бы и человек, спрыгнувший с забора. Мусаси сидел как настороженный еж, готовый броситься на врага.
Ёсино продрогла. В предрассветный час мороз усилился. Куртизанку влекло к свирепому воину, который выглядел нелепо в ее доме.
Чайник над огнем весело забулькал. Привычный домашний звук отвлек Ёсино от переживаний.
— Скоро рассвет. Выпей чаю и погрейся у огня, — обратилась она к гостю.
— Спасибо, — ответил Мусаси, не пошевельнувшись.
— Чай готов, — повторила Ёсино, но Мусаси не обернулся.
Ёсино тоже молчала. Ей не хотелось казаться навязчивой, но поведение гостя ее задело. Любовно приготовленный чай пришлось вылить. «Какой смысл предлагать изысканный чай мужлану, который ничего в нем не понимает», — с досадой подумала она.
Мусаси сидел спиной к Ёсино. Она ощущала, как напряжен каждый его мускул. Глаза Ёсино потеплели.
— Мусаси!
— Да.
— Ты напрягся в ожидании нападения?
— Нет, просто не хочу расслабляться.
— Из-за врагов?
— Конечно.
— Если ты перенапряжешься, то при внезапной атаке тебя сразу же убьют. Я очень волнуюсь за тебя.
Мусаси не отвечал.
— Я женщина и ничего не понимаю в «Искусстве Войны», но, понаблюдав за тобой всю ночь, я вдруг испытала страшное чувство, будто тебя изрубили на куски. Тень смерти нависла над тобой. Десятки мечей подстерегают тебя. Может ли такой человек, как ты, выйти из боя невредимым?
Ёсино говорила доброжелательно, но ее слова насторожили Мусаси. Он стремительно обернулся и, подойдя к очагу, сел напротив куртизанки.
— Вы хотите сказать, что я еще незрел?
— Тебя это сердит?
— Я не обижаюсь на слова женщины, но хотел бы знать, почему вы решили, что меня убьют.
Мусаси отчетливо представлял зловещие планы людей Ёсиоки, представлял блеск их мечей. Он ждал их мести и во дворе Рэнгэоина и подумывал о том, что нужно куда-нибудь скрыться. Бегство было бы бестактным по отношению к Коэцу и бесчестным по отношению Ринъе, которой он пообещал вернуться в «Огия». Но он остался в «Огия» только потому, что не хотел обвинений в трусости.
Вернувшись в «Огия», Мусаси даже похвалил себя за самообладание. И вот Ёсино без труда разглядела его незрелость. Мусаси не огорчился, если его поддразнивали бы, как принято среди куртизанок, но Ёсино была совершенно серьезна.
Мусаси сдерживал злобу, но глаза его сверкали как острия мечей. Он не отрывал взгляда от белого лица Ёсино.
— Объясните, что вы имели в виду.
Ёсино медлила с ответом.
— Может, вы пошутили?
На щеках Ёсино появились ямочки. Она улыбалась.
— Нет! Разве я могу позволить такие шутки с воином?
— В таком случае на что вы намекаете?
— Попробую объяснить, если настаиваешь. Ты внимательно слушал, когда я играла на лютне?
— При чем тут лютня?
— Напрасно я спросила об этом. Ты был так сосредоточен на своих мыслях, что едва ли воспринимал богатство музыки.
— Я внимательно слушал.
— Задумался ли ты над тем, как всего четыре струны могли сотворить гармонию низких и высоких звуков, мягких полутонов и громовых аккордов?
— Я слушал балладу. Вот и все.
— Попробуем сравнить лютню с человеком. Не стану утомлять тебя техникой игры, лучше прочту стихи Бо Цзюйи, в которых он описывает звучание лютни. Ты их, конечно, знаешь.
Ёсино, слегка изогнув бровь, начала декламировать низким голосом. Стихи звучали как речитатив.