Мушкетер и Фея. Повести

А за что ему спасибо? Это всем на свете спасибо, что так здорово было. Алексею Федоровичу — за то, что учил и не сердился, когда Максим путался в нотах (если честно, то и сейчас путается, но, говорят, слух выручает). Мальчику-музыканту — за «слона», за сверкающие медные тарелки и боевой марш «Морской король». Алику — за то, что не обиделся. Вовке — за приятельский тумак. Женщине-диктору — за хорошие слова. И всем — кто слушал и хлопал… Летнему дню спасибо за тепло и радость. И мастеру, который сшил вишневую форму — такую, что в ней легко и песни петь, и по солнышку шагать вприпрыжку, и красивым быть: прохожие поглядывают и улыбаются… И крепкому железному болтику спасибо.

Максим шагал, радовался, перебрасывал болтик из ладони в ладонь. И вдруг подумал: а куда идти?

В школу рановато. Если поспешить, можно заскочить домой, узнать, понравилась ли передача. Но это будет неинтересный, торопливый разговор. Во-первых, мама засадит обедать, а есть совсем не хочется. Во-вторых, скажет, чтобы переодевался. Нечего, мол, казенную одежду трепать. Но в школьных штанах и куртке он заживо сварится — вон какое солнце! А новенькую пионерскую форму трогать нельзя: она приготовлена к послезавтрашнему сбору.

Да, по правде говоря, не только в этом дело. Просто хочется Максиму быть таким, как на выступлении. И не хвастовство это вовсе. Ну, может быть, только чуть-чуть… Просто он чувствует, что, если снимет форму «Крылышек», потеряет частичку радости. А зачем?

Нет, лучше уж сразу в школу. А чтобы не прийти слишком рано, можно попетлять по незнакомым улицам. На каждой улице — лето. И на каждой — что-то неизвестное. И все надо узнать. Ведь это теперь его, Максимкин, город.

Максим прикинул примерное направление к школе, перешел дорогу и свернул за угол.

Улица называлась Восточная и была тихая. Дома -разные: деревянные и каменные. Некоторые одноэтажные, а чаще по два и три этажа. Но все старые. И тротуары старые — не асфальтовые, а из стертых гранитных плит. В трещинах пробилась яркая травка и желтели одуванчики. Максим шагал, стараясь не наступать на них. В одном месте плиты были выворочены, и улицу пересекала глубокая траншея. Видимо, водопроводчики меняли здесь трубы. Но сегодня была суббота, и никто не работал. Через траншею перекинут был мостик из досочек. Но это — на другой стороне улицы. Там у чугунных узорчатых ворот стояли две девчонки- наверно, класса из пятого — и поглядывали на Максима.

Максим посмотрел за траншею, и внутри у него слегка захолодело. Но как быть? В конце концов, нельзя же трусить всю жизнь!

Ведь я ничуть не боюсь высоты,
Я прыгал два раза с крыши…

Он отошел, вздохнул и крепко сжал болтик. И разбежался так, что ветер засвистел в ногах. Р-раз! Он перелетел! Мельком увидел под собой темную глубину траншеи с голубым осколком воды и упал на четвереньки в кучу рыхлой глины.

Вскочил, отряхнул глиняные крошки и пошел, не оглянувшись на девчонок.

Но так спокойно и независимо шел он недолго. Потому что на тихой улице послышался громкий плаксивый голос. Кто-то кричал и причитал за углом высокого дома.

Максим заторопился и свернул в переулок. На тротуаре стояла худая, как палка, тетенька в синем платье и клетчатом платке. Платок закрывал всю голову, лоб и шею. Голова была похожа на клетчатый шар с маленьким остроносым лицом. Тетенька стояла прямо, как на сцене, и, глядя перед собой, голосила:

— Сгорим, сгори-им ведь, паразит он проклятый, утюх-та не выключен, и ушел, чтоб его машина переехала, опять наберется по уши, висельник окаянный!..

Толстый дядя в полосатой рубахе, две женщины с большими сумками и очень высокий гражданин в очках стояли неподалеку и переглядывались. Видно, понять не могли: что за невыключенный «утюх», который ушел куда-то, и почему его должна переехать машина.

Максиму тоже стало интересно и сделалось немного жаль крикливую тетеньку.

Подошла еще женщина — видно, знакомая. Ухватила голосистую за локоть. Громко спросила:

— Что с тобой, Марина?

Тетенька с девчоночьим именем Марина стрельнула по сторонам глазами и опять запричитала:

— Только на минутку вышла к Нюре за маслом, велела паразиту: «Никуда не уходи», — ключ не взяла, а он уже смылся, дверь захлопнул! Только бы за воротник залить ради субботы, а что утюх горит, сообразить — ума нет! Ой, пожар будет на всю улицу! Ой, будет!.. Там газеты рядышком лежат, все равно что растопка…

— Ну ясно, — сказал толстый дядя женщинам. — Муж сбежал, ключа нет, утюг калится. Это надо же: уходить — и не выключать электроприборы.

— На минутку вышла-то, кто же его знал! — жалобно откликнулась Марина. И захныкала, не поворачивая головы.

— Подожди ты! Может, твой Витя выключил утюг-то, — сказала знакомая.

Марину опять прорвало:

— Выключит он, как же! Сроду ничего не выключает, палец о палец стукнуть дома не желает, чтоб он отравился! Наделаем пожару, всю жизнь не расплатимся, будет знать, рожа запойная!

— Дело понятное, — сказал толстый дядя. — Все может кончиться возгоранием.