Мушкетер. Кто Вы, шевалье д'Артаньян?

Признаемся откровенно, всю дорогу от самого Дувра кучера терзали сомнения относительно того, как он доставит своего нежданного, хотя и щедро оплаченного пассажира в королевский дворец, куда прежде никогда не наведывался. Разумеется, он знал, где находится этот дворец (а кто не знает?!). Знал он, и где находится вход в покои ее королевского величества. Но как проникнуть в этот самый вход и доставить господина гвардейца по назначению (пятая дверь по правую руку в главном коридоре на третьем этаже), совершенно не представлял!

Поэтому, высадив остальных пассажиров неподалеку от Вестминстерского аббатства, возница направил экипаж по набережной Темзы к королевскому дворцу, решив в крайнем случае сдать д'Артаньяна на руки дворцовой страже, если она воспрепятствует тому, чтобы он лично доставил его до оплаченного, так сказать, места назначения.

Вообще-то вариант развития событий кучер просчитал довольно точно. Случись дворцовой страже оказаться на своем боевом посту, у дверей ее величества королевы Англии Генриетты де Бурбон, черта с два ему удалось бы доставить своего пассажира по адресу. Однако за полчаса до прибытия почтовой кареты к парадному подъезду ее величества там появился высокопоставленный офицер, командовавший сменой дворцовой стражи, и велел часовым оставить пост и удалиться в караульное помещение. Вслед за тем сей офицер проследовал внутрь и очистил от стражников все коридоры на всех этажах в данной части дворца. После этого он, никому не объяснив своих, мягко говоря, странных действий, удалился с чувством исполненного долга, а полчаса спустя ко дворцу подлетела карета с д'Артаньяном, все еще пребывавшим в совершенно блаженном состоянии.

Не обнаружив вполне ожидаемого препятствия в виде часовых, кучер помялся, не зная, как поступить, но наконец решился, извлек своего пассажира наружу и повел его во дворец. Адрес возница запомнил точно и, поднявшись со своим подопечным на третий этаж, попал в главный коридор. Здесь он отсчитал пятую дверь по правую руку и, распахнув ее, прислонил псевдогасконца к дверному косяку, полагая на этом свою миссию исчерпанной.

— Вы дома, сэр! — поклонившись, торжественно провозгласил он и, получив в ответ невнятный кивок, развернулся и отправился восвояси.

Проводив взглядом этого странного малого, ни с того ни с сего надумавшего изъясняться на… на каком-то странном, смутно знакомом, но явно не французском языке, сэр д'Артаньян покрепче ухватился за дверь и, со всех сил хлопнув ею, остался один дома.

Хотя эта комната мало напоминала его жилище на улице Могильщиков, в данный момент псевдогасконцу было решительно все равно. Несмотря на то что медвежья доля дикой целебно-алкогольной смеси, повергшей его в коматозный сон, успела выветриться, остатков ее вполне хватало, чтобы лишить д'Артаньяна интереса ко всему, кроме собственной персоны. Обозрев маленькую комнатку, стены коей были обиты богатой испанской материей розовато-пастельных тонов, и не обнаружив в ней ничего, помимо небольшого столика с парой стульев и окна, плотно завешенного тяжелыми темными гардинами, разведчик пересек комнату и, отбросив занавеску, проник в смежную комнату. Здесь находилась гигантских размеров кровать с могучим балдахином, укрывавшим ее от внешнего мира, и высокий платяной шкаф.

Приблизившись к кровати и отбросив занавесь балдахина в сторону, д'Артаньян убедился, что кровать пуста, аккуратно застелена и украшена целой горой хорошеньких кружевных подушечек, сложенных в изголовье. Дабы исправить это недоразумение, псевдогасконец немедленно уселся на покрывало и застонал, обхватив раскалывавшуюся голову руками. Ну и боль! Ну и похмелье! Хоть ложись и помирай!

Смутно, на периферии сознания, д'Артаньян понимал, что опростоволосился, потерял над собой контроль и позволил себе принять лишнего. Понимал, что в этом состоянии мог натворить всяческих глупостей и поставить под угрозу не только свою жизнь (он уже привык рассуждать о своей жизни как бы со стороны, как о некой категории, существующей обособленно от него), но и всю операцию, на которую в Москве возлагались большие надежды. Он понимал, что сейчас ему следовало бы кинуться на поиски друзей-мушкетеров и разузнать: что, во имя всех святых, он вытворял, находясь подшофе?!

Но помимо этого д'Артаньян также понимал, что сейчас, будучи едва живым от дикого похмелья, он может сотворить еще черт знает что и, вполне возможно, сгореть окончательно. Еще раз вздохнув, он отпустил свою больную голову и, помассировав лицо руками, снова осмотрелся. Обстановка вокруг была одновременно и знакомой и чужой. Д'Артаньян приласкал ладонью прохладное атласное покрывало и остановил взгляд на пирамидке подушек в изголовье. Что ж, это может оказаться не самым скверным вариантом. Прилечь, отлежаться, отойти, а уж потом…