Мускат утешения (ЛП)

— Радуйся, Брэмптон. Со многими бывало гораздо хуже, чем с тобой, и ты в очень хороших руках.

— Эта женщина меня соблазнила, — отозвался Брэмптон, и, после короткой паузы, — я отправлюсь в ад.

Он отвернулся, а тело его затряслось от рыданий.

Когда капитан удалился, они вернулись к своей латыни, и Мартин сказал:

— Вы считаете, с моей стороны было бы любезно предоставить ему утешение?

— Не могу сказать, — отвечал Стивен. — В данный момент мне следует проверить липкую мазь с двумя скрупулами асафетиды. — Он повернулся к ящику с лекарствами. — Вижу, вы ничего не изменили, — сказал он.

— Ну что вы, — сказал Мартин, а потом добавил: — Боюсь, капитан не вполне доволен.

— Лишь потому, что я безрассудно назвал корабль старым, — возразил Стивен. — Он этого терпеть не может. — Доктор понюхал лекарство, добавил ещё чуть–чуть асафетиды и продолжил: — Что побудило вас сказать, что пациенту следует заканчивать слюноотделение на больничной койке?

— В любом другом месте он будет подвержен насмешкам товарищей, шутливым вопросам насчёт его мужественности и постоянным шуткам — сифианцы слывут строгими людьми, и это падение забавляет простых распутных матросов. Зла они ему не желают, но станут развлекаться шутками, и, пока он не поправился, их веселье может просто убить. Умом пациент не крепок, и боюсь, его друзья — плохие советчики в том, как справляться с грехом и его последствиями.

К тому времени, как они снабдили лекарством Брэмптона и вызвали санитара сидеть с пациентами — до дальнейших распоряжений все визиты запрещались — в глубинах трюма почувствовалось что–то вроде дуновения свежего воздуха, а когда вышли на квартердек, Джек как раз говорил Пуллингсу:

— Если понемногу продолжать так продувать, будет неплохо, но, — он повысил голос, — поступили замечания относительно вони между палубами, как в склепе или выгребной яме, так что, возможно, стоит открыть водозаборный клапан.

— Прошу прощения за вонь, сэр. Я ее не заметил. Но опять–таки воздух тяжелый и жаркий, а ветер в полный бакштаг.

— Мистер Оукс, мистер Рид, — позвал Джек.

— Сэр? — откликнулись оба, снимая шляпы.

— Вам известно, где находится водозаборный клапан?

Они слегка побледнели, и Оукс неуверенно сказал:

— В трюме, сэр.

— Тогда ступайте к плотнику, скажите, что я велел показать вам, как его открыть. И оставить, пока в льяле не будет восемнадцать дюймов воды.

А когда они ушли, Джек, обернувшись к Пуллингсу, продолжил тем же озабоченным тоном:

— Конечно, нам придётся не менее часа выкачивать воду, что очень тяжко в такую жару. Но, по крайней мере, это прочистит трюм. Это как подойник ополоснуть.

Это слышали все на квартердеке, кроме медиков — те медленно карабкались по вантам бизань–мачты, слишком сосредоточенные на своем опасном занятии, чтобы заметить сатирические выпады. Уединение — редчайшее из удобств на корабле. У каждого имелась своя каюта, но она подходила только для чтения в одиночку, работы пером, размышлений или сна, ибо по размерам напоминала (с сохранением всех пропорций) откормочную клетку на одну птицу. Хотя в распоряжении Стивена имелся простор кормовой каюты, столовой и спальни (абсолютно резонно — корабль принадлежал ему), эти места не подходили для длительного, подробного и даже страстного обсуждения птиц, зверей и цветов — каюты в той же степени принадлежали капитану. Не подходила и кают–компания со множеством других обитателей. И та, и та вполне пригодны для периодических выставок шкур, костей, птиц, образцов растений. Их длинные столы будто созданы для подобного. Но в предыдущих плаваниях они обнаружили, что единственное место, подходящее для длительного, комфортного, ничем не прерываемого общения — крюйс–марс, вполне просторная платформа вокруг топа мачты и шпора стеньги. Возвышающийся где–то на сорок футов над палубой, прикрытый со стороны бортов стень–вантами и их юферсами, а с кормы — натянутой на леере парусиной, спереди крюйс–марс был открыт, обеспечивая прекрасный вид на весь океанский простор, не закрываемый гротом и грот–марселем (если не поднимали крюйсель). Грот–марс выше, а фор–марс дает лучший обзор (непревзойденный, если фор–марсель убран), но подниматься туда приходилось на публике. Доброжелательные руки снизу будут ставить их ноги на выбленки, а громкие (и иногда дурашливые) голоса — раздавать советы. Пусть даже они делали вид, что не боятся и даже иногда отрывают руку от вант и машут, показывая, как не обращают внимания на высоту, что–то в их движениях и скорости подсказывало наблюдателям: несмотря на тысячи миль в море они все еще не моряки, и даже близко не похожи на них. Но квартердек (откуда поднимаются на крюйс–марс) находится вне пределов досягаемости трех четвертей команды. Более того, грот — и фор–марс всегда полны занятыми делом матросами, а крюйс–марс гораздо реже используется, особенно когда ветер в бакштаг. Используется он реже, но все же здесь хранились кое–какие паруса в виде длинных мягких свертков. Именно на них медики расположились полулежа, облокотившись на прочную парусину и тяжело дыша, как обычно и делали раньше: