Муслим Магомаев. Биография

Зато Екатерина Алексеевна не скрывала своих радостных чувств и восклицала:

– Наконец-то у нас появился настоящий баритон. Баритон!

Понять ее было можно. Как заботливая хозяйка в своем культурном «доме», она рассуждала так: с тенорами и басами у нас все в порядке, а вот со средним мужским регистром…

Пресса очень активно откликнулась на мой успех – восторженные оценки, анализ исполнения… Критических замечаний не припомню. Это и радовало, но и настораживало – неужели меня так высоко вознесли, что и камешком не добросишь?

Из тех отзывов приведу один, дорогой для меня, – билетеров Кремлевского дворца, самых искушенных, самых объективных и самых бескорыстных критиков. На концертной программке они мне написали:

«Мы, билетеры – невольные свидетели восторгов и разочарований зрителей. Радуемся Вашему успеху в таком замечательном зале. Надеемся еще услышать Вас и Вашего Фигаро на нашей сцене. Большому кораблю – большое плавание».

«Большое плавание» Магомаеву предложили сразу же – с благословения Фурцевой его пригласили работать в Большой театр. Правда, пока не солистом, а стажером, все-таки он был и молод, и даже консерваторию не закончил. Но он отказался сразу и наотрез, заявив, что он бакинец и не собирается бросать родной театр. И сколько его ни уговаривали, сколько ни настаивали все, включая даже дядю Джамала, он твердо стоял на своем.

Но конечно, дело было не только в том, что он не хотел уезжать из Баку – уехал бы, если бы видел в этом смысл, уезжал же он всего пару лет назад в Грозный. Просто он не хотел быть стажером, «подающим надежды» мальчиком, новичком, которого будут учить старшие коллеги. Большой театр и тогда не меньше чем сейчас был славен не только своими певцами, но и своими интригами. Конечно, новичка, да еще и с периферии, стали бы задвигать, в Большом и без него хватало певцов, которые желали исполнять главные партии. «Я не хотел петь «в очередь», – говорил он спустя много лет, объясняя свое тогдашнее решение. – К тому же там пришлось бы петь и советский репертуар, а я его терпеть не могу. Рос на Пуччини, Россини, Верди и не хотел петь Прокофьева или Щедрина».

Уговаривать Магомаева поступить в Большой театр перестали, но его московские приключения на этом не закончились. По случаю удачного завершения Декады культуры и искусства Азербайджана был устроен прием, на котором присутствовал сам Первый секретарь, руководитель Советского Союза Никита Хрущев. Фуршет устроили в гостиной все того же Большого театра, людей туда набилось немерено, и Муслим только и успевал то и дело удивляться, когда вживую видел то одного, то другого советского лидера, которых, как и все граждане СССР, знал по фотографиям в газетах.

Хрущев пожелал послушать пение их «комсомольца» – имелся в виду Муслим, хотя комсомольцем он никогда не был. Но это в то время было что-то вроде стереотипа: молодой, на виду, значит, конечно, комсомолец. И он запел «Подмосковные вечера», а склонный к шуткам Хрущев вытолкнул ему в пару Фурцеву с пожеланием, чтобы она подпела юноше.

Все вращалось вокруг Хрущева: что бы ни делалось и ни говорилось, все старались угодить хозяину. Казалось, что собрались здесь не в знак дружбы двух великих народов, а исключительно ради Хрущева. Ему то и дело подливали. Он раззадорился и перешел на воспоминания из военных лет. Никита Сергеевич любил козырнуть познаниями в разных сферах жизни. Хоть и дилетант, он умел подметить своим практическим умом ту или иную особенность, присущую предмету размышления.