Мусорщик

«Предлагаю вам немедленно установить журналиста Обнорского (Серегина) Андрея Викторовича. Обеспечить плотный оперативный контроль НН[16] и ТС[17] в целях получения информации о контактах объекта и перехвата его разговоров. Плотность — 100 процентов. Степень важности — „X“.

Гаврилов».

Прочитав текст, извозчик-безработный матюгнулся смачно и нажал на корпусе прибора кнопку. Текст ШТ был мгновенно стерт, а отправитель получил подтверждение, что информация дошла до получателя.

* * *

Ветерок с залива лениво шевелил зонтик над столиками открытого кафе. За столиками сидели сплошь несовершеннолетние правонарушители, вернувшиеся в город к началу учебного года, пили пиво. Утекай, советовали динамики, в подворотне нас ждет маньяк.

Зверев и Обнорский, в отличие от детишек, пили кофе. Да еще наш знакомый безработный пил кофе. На стуле рядом с ним стоял пухлый портфель. Бумаг в портфеле не было, но была зато масса «умной» электроники. Многополосные регуляторы тембра активно выделяли узкие полосы частот. В пятидесяти метрах от кафе сидели в замызганном «пежо» два немолодых человека и слушали беседу Зверева с Обнорским, крутилась кассета магнитофона… Персональная спецслужба Рыжего работала и оперативней, и эффективней, чем государственные. Впрочем, сравнение некорректно: финансирование спецов Рыжего давно уже было на «мировом уровне». Более того: именно за счет госструктур шло их техническое оснащение. А в ФАПСИ люди Толяна вели себя как дома.

Меньше чем за сутки они поставили на прослушку телефоны агентства, домашний и мобильный Обнорского и всех его сотрудников, которых удалось установить.

— Что будем делать, Саша? — спросил Обнорский. — Ты отдаешь себе отчет, в какой ситуации оказался? Рано или поздно кто-то — не важно кто — сумеет пройти по той же цепочке, по какой прошел ты. Я не знаю, кто это будет: ФСБ, люди Рыжего, — двое мужчин в «пежо» с усмешкой переглянулись, — или люди Коли Наумова… Так или иначе, но они выйдут на Настю. И вот тогда всплывут ваши с Лысым имена. Скорее всего, мадам Тихорецкая постарается переложить все на вас. Вы, дескать, ее шантажировали, вымогали деньги… а потом убили Малевича. Больше того, я думаю, что она сумеет красиво и толково обставиться, сфабриковать какие-то улики. Она же юрист, и голова у нее варит как надо… Если на вас выйдут официальные власти — это, брат, одно. Тут еще можно порыпаться, доказывая свою непричастность. А если люди Рыжего или Наумова — совсем другое. Суд будет скорый и неправедный… Суд капиталистического гнева.

— Я знаю, — сказал Сашка. — У тебя есть конкретные предложения?

— Есть. Мы должны потолковать с Анастасией Михайловной и убедить ее бегом бежать к Рыжему, падать в ноги и каяться. На сегодня это, пожалуй, самый реальный путь.

Сашка долго молчал, смотрел на синеву залива.

— Ты не хочешь оставить ей ни одного шанса, — сказал он.

— Напротив, я хочу дать ей тот один-единственный шанс, который еще может ее спасти. Рыжий не захочет придавать этому делу огласку и отмажет мадам Тихорецкую.

— Или убьет.

— Ну что ж… Нас всех, в конце концов, в подворотне ждет маньяк. Но я думаю, что шанс все-таки есть… Звони ей. Или, хочешь, я сам позвоню, — сказал Андрей и протянул Сашке трубку.

Бестолково орали чайки, малолетки пили пиво. Зверев неуверенно взял в руки телефон.

* * *

В день убийства Миши Малевича Настя впервые за последние месяцы вздохнула с облегчением. Она победила! Возможно, она одержала самую большую победу в своей жизни, ставкой в которой являлась жизнь.

Строго говоря, она побеждала всегда. Начиная с детского сада, где ей давали самые главные роли в спектаклях к Новому году или к Восьмому марта. Потом в школе, где за ее внимание мальчишки дрались. А она успевала и учиться, и заниматься художественной гимнастикой, и крутить романы. Школу она закончила с золотой медалью… А кто бы знал, чего ей это стоило? Какова цена медали для девочки из семьи, где отец каждый день пьет и куражится над бессловесной матерью? Когда Насте было четырнадцать, она утопила пьяного папашку в ванной. Схватила за волосы и нажала голову вниз. Отец булькал, пытался слабо сопротивляться. Но она победила. Она всегда побеждала.

Конечно, осечки бывали и у нее. Аборт, сделанный неудачно, навсегда перекрыл мечту о детях. Первый муж, перспективный профсоюзный функционер, оказался тряпкой… Второго она выбирала тщательно. Оценивала не сегодняшнее его положение, а то, чего он сможет добиться завтра. Таким ей показался старший оперуполномоченный Павел Тихорецкий. Женатый и нищий. Но честолюбивый, удачливый и беспринципный. Настя отбила его у жены. Развод для офицера и коммуниста в те годы личное дело не украшал… Карьеру мог подпортить, но Настя решилась. И, на первый взгляд, не прогадала.