Мусорщик

— Человек, который передал мне этот альбом, не может быть причастен к преступлению. Это такой человек, что… в общем, я не желаю об этом говорить. Тем более что вы сами не знаете наверняка — тот ли это альбом… увольте меня.

Зверев навалился грудью на стол, придвинулся к банкиру:

— В вашем альбоме есть две надорванные страницы, подклеенные полосками папиросной бумаги?

— Что? Нет… то есть… Зачем вам это?

— Посмотрите в протоколе описание альбома. Бывший владелец указывает, что они есть, — сказал Сашка и развернул сложенную страницу.

Банкир не стал ничего читать. Он сунул руку под столешницу и сказал:

— Сейчас появится охрана, и вас вышвырнут отсюда, как мешки с дерьмом, господа.

— Да мы и сами уйдем, — ответил Обнорский. — Но вы, Аркадий Василич, окажетесь в очень скверной ситуации. Я обещаю вам ха-а-рошую статью о том, что наш славный коллекционер, патриот и меценат господин Медынцев, не брезгует контактами с бандитами и убийцами. Принимает у них «трофеи» с разбоев. Через своих друзей в Швеции я опубликую этот материал и за рубежом. Не думаю, что ваш банк после этого сможет нормально работать на Западе. Вы же знаете, как там относятся к такого рода информации. Как вам нравится эта перспектива?

Дверь распахнулась, в кабинет влетели трое охранников с дубинками, замерли, оценивая обстановку.

— Вон! — рявкнул Медынцев. Секьюрити в нерешительности замерли. — Вон отсюда!

— Аркадий Васильевич, — сказал один, — мы по сигналу тревоги…

— Вон, я повторяю!

Пятясь, все трое вышли. Медынцев сидел багровый, враз потерявший барскую вальяжность. Было очень тихо, только тикали старинные напольные часы в высоком вычурном корпусе.

— Что вы хотите от меня? — спросил он.

— Мы же объяснили: нам нужно знать, кто подарил вам этот альбома? Когда и при каких обстоятельствах? — сказал Зверев сухо.

— И тогда мы сможем про этот инцидент забыть, — добавил Обнорский. — Тогда не будет ни публикаций, ни информации в ГУВД. Да и альбом останется у вас.

Медынцев пошарил в ящике стола, выудил яркую коробочку и достал из нее таблетку.

— Черт знает что! — сказал он и бросил таблетку в рот, потом нажал клавишу селектора. Буркнул: — Нина, минералки.

Через несколько секунд в кабинет вошла секретарша, внесла на подносе бутылку минералки и бокал. На Зверева и Обнорского бросила любопытный и испуганный взгляд. Одновременно в приоткрытую дверь заглянул охранник.

— Иди, Нина… спасибо, — сказал банкир, наливая себе воды. Секретарша вышла. Аркадий Васильевич запил таблетку и повторил: — Черт знает что!.. Послушайте, господа журналисты, вы не там ищете, честное слово. Альбом мне подарила женщина, которая с преступным миром связана быть не может… глупость все это!

Зверев пристально посмотрел на Медынцева. Потом посмотрел на Обнорского. Андрей сидел с абсолютно невозмутимым лицом.

— А имя у этой женщины есть? — спросил журналист.

— Есть и имя, и фамилия, и отчество… И есть, кстати, муж — первый заместитель начальника ГУВД.

Зверев побледнел. Он резко выбросил руку и схватил Медынцева за галстук. Банкир пытался отшатнуться, но у него не получилось. Наматывая галстук на руку, Зверев тянул его к себе.

— Сашка! — предостерегающе крикнул Андрей, но Зверев не слушал.

— Повтори, — шептал он банкиру. — Повтори, что ты сказал.

Медынцев упирался руками в шикарную инкрустированную столешницу. Испуганные глаза банкира уперлись в глаза опера — шальные, бешеные. Обнорский вскочил, крутанул запястье Зверева. Рука разжалась, галстук съехал с нее, и Медынцев резко выпрямился. А Зверев — наоборот — брякнулся на стул. Несколько секунд все молчали, не глядя друг на друга.

— Черт знает что! — произнес наконец банкир. — Что вы себе позволяете? Я вызываю охрану, господа.

— Не нужно, — быстро сказал Обнорский. — Не нужно охраны. Вопрос нам ясен. За некоторую горячность моего друга примите извинения, Аркадий Василич…

Медынцев дернул узел галстука и опустился в кресло. Был он совершенно багров. А Зверев бледен. Спокойным выглядел только Обнорский.

— А когда это произошло, Аркадий Василич? — спросил Андрей.

— Что?

— Когда вам подарила альбом супруга Тихорецкого?

— Давно… не помню… в 1992-м или, может быть, в 1993-м. Зимой дело было, зимой.

— Ага… понятно. А в связи с чем такой подарок? Вещь-то весьма редкая, не из дешевых…

— Да уж.

— И все-таки: почему она сделала вам подарок?

Медынцев совершенно распустил узел галстука, налил себе еще минералки и выпил. Только после этого ответил:

— Да кредит она хотела получить, кредит. Понимаете?

— Кредит?

— Да, голубчик, кредит… Дело она свое открывала. Что же тут непонятного?

Нева за окном кабинета сверкала. Над Невой висело голубое небо. А в небе парил, распростерши крылья, золотой ангел.

* * *

— По-моему ты просто дурак, Саша.

— Может, и дурак, — согласился Зверев, открывая бутылку пива. Они сидели в «ниве» возле дома Обнорского, в тени, пили пиво. Стекла были опущены, и легкий сквознячок тянул сквозь салон.