Муссолини и его время

Частная собственность, экономическая инициатива, свобода финансов работают лучше, чем провалившийся в Советской России эксперимент с военным коммунизмом, считал Муссолини, принимая решение не чинить то, что и так не было сломано. Капитализм, в его тогдашнем представлении, все еще был единственно возможной экономической системой. Но желавшие разглядеть из дня сегодняшнего очертания будущего знали, что, несмотря на очевидный прагматизм Муссолини, наиболее «твердолобые» фашисты имели вполне определенные намерения в сфере экономики.

«Либеральное государство» прошлого было для них подобно красной тряпке для быка – и под таким государством они понимали отнюдь не только парламентские институты, но и сложившиеся экономические реалии. Убежденные в том, что будущее Италии – это практически полная национализация экономики, наиболее радикально настроенные представители партии утверждали, что только в этом случае фашистская партия могла бы считаться действительно правящей. Эта система, получившая название «корпоративное государство», была одним из немногих практически не подвергшихся изменениям идеологических стержней фашизма.

Сам Муссолини еще не считал нужным взваливать на партию или государство бремя «экономической ответственности» – по его мнению, сначала фашисты должны были укрепить свои политические позиции. В дальнейшем он кардинально изменит свое благодушное отношение к итальянской экономике, и это станет одной из тяжелейших ошибок в его политической карьере, но пока, в первой половине 20-х годов, у премьера Муссолини не было особого выбора. Фашисты могли взять власть, но не были готовы «менять природу вещей», подобно «трудармейцам» Троцкого.

Муссолини это понимал, а потому в те годы роль партии в экономике была скорее «регулирующей», нежели «управляющей» – и очень многим казалось, что фашисты справляются с поставленной задачей настолько успешно, что и в мире, и в Европе, и в самой Италии режим вскоре стал восприниматься как нечто совершенно естественное и, безусловно, необходимое всему итальянскому народу.

В результате выиграли все: фашисты смогли сконцентрироваться на исключительно политических вопросах, постепенно, шаг за шагом, подчиняя себе нацию, а жители Италии радовались окончанию экономической и социальной неразберихи в стране. Экономика начала выздоравливать, потому что ей не мешали: 40 миллионов человек получили возможность спокойно «заняться делом», что немедленно принесло свои плоды. В стране официально началось новое Возрождение, Ренессанс – и в социально-экономической сфере этот откровенно пропагандистский образ не был так уж далек от реальности.

…

Если во внутренних делах Муссолини пожинал успехи благодаря собственной осторожности, то в решении внешнеполитических проблем его выручала готовность учиться премудростям международных отношений у собственных дипломатов. Надо отдать ему должное: в начале своей деятельности на посту министра иностранных дел он прилежно постигал тонкости европейской политики, не гнушаясь просить совета у своих многоопытных подчиненных.

Ему определенно не хватало светскости, он знал это и пытался исправить положение, ведь больше всего на свете Муссолини боялся выглядеть глупо – стать объектом шуток, чьего-то злого остроумия, а потому, заранее опасаясь насмешливых взглядов заграницы, подступал к делу аккуратно, стараясь не наломать дров в вопросах этикета. К счастью, в распоряжении Муссолини имелся итальянский дипломатический корпус, с его многовековыми традициями и немалым опытом. И хотя итальянская дипломатия заслуженно не снискала себе лавров во время Мировой войны и подготовки Версальского мира, дуче все же не довелось испытывать мучений, подобных тем, что выпадали на долю советских наркомов иностранных дел, вынужденных буквально «вытесывать» новых послов из «рабочей кости» или заслуженных партийных «товарищей».