Муссолини и его время

Весной 1921 года анархисты – наиболее радикальные из левых – организовали серию взрывов в Милане. Мишенью их были объекты городской инфраструктуры, такие как городская электростанция, и места для «развлечений буржуазии», вроде городского театра. Взрыв унес жизни двух десятков зрителей оперетты – в том числе женщин и детей. Еще большее число было ранено. Казалось, что проигрывающие левые мстили итальянскому среднему классу, стараясь лишить его элементарных удобств, доступных радостей и ощущения безопасности. В любом случае, каковы бы ни были их мотивы, это не принесло им ничего хорошего.

Муссолини сполна воспользовался охватившей Италию волной негодования. Всю страну облетела новость о том, что он обнял молодого человека, смертельно раненного взрывом бомбы в миланском театре, исполнив последнюю просьбу умирающего. Призывы к умеренности, зазвучавшие из уст известного своей радикальностью политика, были не слишком убедительными, но находили путь к сердцу напуганного всеобщим ожесточением представителя «среднего класса».

Видите, восклицал Муссолини со страниц своих газет, видите, в чем отличие нас, фашистов, от этих негодяев социалистов? Мы выходим на бой с открытым забралом (читай – с армейскими винтовками нападаем на почти безоружных врагов), а они действуют подло, исподтишка, против женщин и детей. И действительно, после провала «сельскохозяйственного наступления» в долине реки По основой тактики итальянских «красногвардейцев» стала охота на отдельных чернорубашечников. Обычно их подстерегали в малолюдных местах и избивали до полусмерти. Но запугать фашистов в той же мере, что чиновников или местную администрацию, у «красных» не получилось.

Наоборот, Муссолини мог открыто говорить о прекращении силовой борьбы с позиций явно выигрывающего это противостояние лидера. Летом 1921 года фашисты и наиболее умеренные представители левого лагеря, представленные социалистами и городскими профсоюзами, ударили по рукам, подписав нечто вроде перемирия. Соглашение, собственно, так и называлось – «Договор о примирении». Язык его был далеким от чистой политики, скорее напоминая собой о временах, когда итальянские городские коммуны раздирали войны между «жирными горожанами» и беднотой, но главным было то, что соглашение обещало прекратить ползучую войну, число пострадавших в которой уже превышало несколько тысяч… Неужели наступил конец кровопролитию?

Конечно нет. Случилось то, чего Муссолини опасался больше всего – со стороны боевого крыла фашизма раздались негодующие голоса. Примирение? Как? Никогда! Левые ослабли – они дрожат, трусят, а Муссолини напрасно позволил провести себя обещанием нескольких министерских постов в новом правительстве. Об этом говорили и писали фашистские вожди, такие как «красавчик» Итало Бальбо или партийный интеллектуал Дино Гранди.

Бальбо чем-то походил на поэта д’Аннунцио, являясь своего рода несостоявшимся Троцким фашизма. Республиканец и ярый интервенционист, он дослужился на Мировой войне до звания капитана, счастливо избежав плена, в который попал весь его корпус.

С роскошной шевелюрой и мефистофельской бородкой, Итало Бальбо был наиболее харизматичным полевым командиром фашизма, командиром, предпочитавшим теории – действия. Он быстро обрел популярность среди чернорубашечников. Отрицать его, не замечать и не продвигать становилось невозможно – слишком заметной стала эта фигура.

Именно Бальбо создал победный алгоритм фашистской тактики начала 20-х годов: колонны чернорубашечников, захватывающие на время целые города, с последующим уничтожением в них материальной базы левых. Выпивоха и позер, напоминавший о «славном Гарибальди», он мог бы стать опасным соперником для Муссолини… если бы у Бальбо имелись хоть какие-нибудь способности к политической игре. Как и в случае с д’Аннунцио, Бальбо по прозвищу Железная борода казался опаснее, чем был на самом деле. Не отличающийся глубиной ума, он никогда не смог бы переиграть вождя фашизма, заняв его место в «движении».

Но и Муссолини пока не мог еще перекричать Бальбо, не мог заставить его замолчать, не мог принудить выполнять свою волю.

Скрепя сердце, ему приходилось терпеть обвинения своего взбунтовавшегося соратника. Тогда он не стал вступать в полемику, но о фронде уже не забывал. Неприязнь к Бальбо оказалась столь велика, что с тех пор борода стала объектом нетерпимости для Муссолини – до конца своей жизни он не переносил бородатых людей, при случае ломая им карьеру в фашистской Италии. Он называл бороду бесполезным и даже «отвратительным отростком»… Тем не менее, стрижка «бальбо» до сих пор пользуется большой популярностью, а это значит, что последнее слово осталось все же не за Муссолини.