Муссон

Хэл отлично разбирался в учении пророка и знал, что в исламском мире есть долг хозяина дома, ноша чести, и что султан никогда не позволит кому-то из своих подданных пренебречь этим законом. Но как только «Серафим» выйдет в открытое море, он снова станет законной добычей, и султан, скорее всего, примет свою долю трофеев без малейших колебаний.

Имелось и другое соображение, по которому Хэл не спешил с «ремонтом»: следовало дать время «Йоркширцу» под командованием капитана Эдварда Андерсона успеть к оговоренному месту встречи. Хэлу более чем хотелось встретиться с Джангири в открытом море один на один, но он понимал: как только ему удастся разузнать, где находится островная база корсара, он найдет там мощные укрепления и гарнизон; а это значило, что ему понадобятся все силы, какие только он сможет собрать.

Если Эдвард Андерсон покинул мыс Доброй Надежды через неделю после «Серафима», то он, скорее всего, не попал в тот страшный шторм, а сильные ветра, начавшиеся после этого, могли ускорить его продвижение к Бомбею. И теперь до смены сезонов ветра дули ровно.

Но скоро муссон переменит направление и поможет Андерсону совершить обратный переход к берегам Африки. Тем не менее могло пройти еще много недель, прежде чем «Йоркширец» доберется до места. Так что спешить никуда не приходилось.

Команда «Серафима» весьма неторопливо взялась за установку верхних рей и рангоутов и закрепление их на мачтах, а плотники изображали ремонт и перекраску корпуса.

Через неделю после визита к британскому консулу Хэл послал Эболи на берег кое-что купить. В тот же вечер он вызвал Тома и Дориана в свою каюту. Сыновья постоянно докучали ему просьбами позволить им сойти на берег. Их энергия, слишком долго подавляемая, уже привела к нескольким опасным выходкам, и Хэл решил, что лучше дать им возможность сойти с корабля и отвлечься.

– Мы с Эболи намерены попозже послушать сплетни на улицах и рыночной площади в городе, – сообщил он на арабском языке. – И мне будут нужны для сопровождения двое молодых рабов.

Он улыбнулся, когда Том, воодушевившись возможностью, ответил ему на том же языке.

– Достопочтенный отец, вы окажете мне великую честь, если позволите вас сопровождать.

Хэл поправил его ошибки, но остался весьма доволен прогрессом в учебе Тома. Конечно, он еще не говорил как настоящий араб, но его уже поняли бы в любой компании.

Он посмотрел на Дориана:

– А что мой младший сын скажет по этому делу?

Дориан тут же изобразил предельное почтение:

– Возлюбленный отец, за такую доброту моя благодарность взрастет, как взлетает в небо струя фонтана!

– Похоже, я взрастил истинного поэта! – засмеялся Хэл.

Арабский Дориана был намного лучше, чем язык его старшего брата. И словарный запас впечатлял, и говорил он именно в том стиле, в каком высказался бы настоящий араб.

– Эболи купил для вас подходящую одежду. Соберитесь и приходите ко мне сразу после ужина.

Сам Хэл надел сандалии с переплетенными до колен ремнями, которые купил ему Эболи. На широком, расшитом золотом поясе висел спереди изогнутый кинжал в ножнах. Рукоятка оружия была изготовлена из отполированного носорожьего рога, похожего на желтый агат. Безрукавку тоже украшала серебряная и золотая вышивка, а на голову Хэл надел черный тюрбан. С густыми черными усами, похожим на клюв носом и кожей, потемневшей до оттенка промасленного тикового дерева, он выглядел как богатый капитан дау, возможно, работорговец или разбойник с Красного моря.

Сзади, под полы безрукавки, Хэл на всякий случай заткнул двуствольный пистолет.

Кожа его сыновей тоже настолько уже потемнела от солнца, что им не пришлось наносить грим, а волосы скрылись под головными уборами. Конечно, глаза Дориана были такого яркого зеленого цвета, что сразу выделялись на медно-золотистой коже, но многие патанские племена с севера Индии обладали светлой кожей и светлыми глазами.

С наступлением темноты они спустились в баркас, и, вместо того чтобы причалить к каменным ступеням порта, Хэл увел лодку к тихому пляжу в миле от города. Баркас он оставил под присмотром Большого Дэниела, и они направились по утоптанной тропе к городу.

Дома вокруг городской черты тонули в темноте, разве что кое-где в окошке верхнего этажа светилась случайная лампа, так что компания без труда добралась до узких улочек.

Зато когда они подошли к главной площади и рынку рабов, то увидели, что большинство лавок и палаток до сих пор открыты. Хэл выбрал лавку ковров, которую приметил еще во время визита к консулу Грею. Некоторые из ковров отличались прекрасным рисунком и качеством. Владелец лавки, некий Салим бин Талл, приветствовал его целым потоком слов, усадил на роскошный шелковый ковер и предложил густой сладкий кофе, приправленный кардамоном. Эболи и два мальчика-раба уселись сзади, в тени, и, следуя наставлениям Хэла, весь вечер хранили почтительное молчание.

– Какие у вас новости, эфенди? – задал бин Талл ритуальный вопрос, начиная беседу.

– Новости хорошие, – ответил Хэл.