Муссон. Индийский океан и будущее американской политики

Впрочем, Калькутта может и в самом деле оказаться процветающей, потому что – по крайней мере, сейчас – у нее вдоволь того, чего недостает иным индийским (и не только индийским) городам: пресной воды. Калькутта, подобно Дакке, раскинулась в необъятной речной дельте Бенгалии. Знать об этом понаслышке – одно, а вот увидеть и почувствовать, что это значит, – совсем иное. Если я прибыл в Калькутту из Бангладеш автобусом, то, на время покинув ее, возвратился в город по реке Хугли, крупному притоку Ганга. Приплывая куда-либо на лодке или катере, видишь место своего назначения совершенно в особом свете – особенно Калькутту, чье существование поддерживается рекой, от которой неблагодарная Калькутта небрежно отворачивается. Здесь, в отличие от прочих индийских городов, расположенных на речном берегу, нет мощеных бульваров для прогулок – только гхаты[43]. Нет, разумеется, и всепроникающего, чарующего духа летучей соли и водорослей, как в Мумбае, стоящем близ волн Аравийского моря. Но… если бы не Хугли, не было бы и Калькутты.

При содействии Гаутамы Чакраборти, отлично разбиравшегося во всем относящемся к речным делам, я уплатил сумму, равную в пересчете 340 долларам, и нанял в Утрамских доках, что неподалеку от городского центра, 14-метровое деревянное судно с маленьким экипажем. И ощутил себя путешественником во времени. Калькутту основали на берегу реки, постепенно сужающейся вверх по течению, чуть менее чем в 100 км от Бенгальского залива. Город рос, промышленная революция брала свое, шаг за шагом порт продвигался все ближе к морю, ища все больших речных глубин, позволяющих принимать все более крупные суда. Теперь заброшенные, безлюдные городские набережные дышат запустением, а когда-то на них кипела жизнь. Пальмы и баньяны сплошной зеленой стеной высятся на обоих берегах, резко выделяясь на фоне синего неба, закрывая далекие очертания крыш. Тут, стоя вровень с водным потоком, думаешь о прежней Калькутте, английской фактории – о временах, когда Бенгалия производила шелка больше всех – больше, чем Китай и Персия. Сотни парусников – среди них и американские шхуны, и другие суда, приплывшие за тридевять земель, и китайские джонки – поднимались по Хугли к этим причалам. У этих пристаней швартовались опиумные клиперы, корабли с высокими мачтами и длинными реями. Клиперы строили в XVIII и XIX вв., чтобы доставлять опиум, привозившийся по Гангу из Патны и Бихара, в Кантон и Гонконг, заходя по пути в Сингапур [12].

Первые португальские парусники двинулись вверх по течению Хугли в 1530 г. Промышляли они хлопком и тканями. Впоследствии вдоль реки возникла вереница португальских поселений – главным образом у портов Хугли и Хиджли. К 1628 г. из этих портов отплывало ежегодно до сотни португальских кораблей, груженных рисом, сливочным и растительным маслом, воском. Португальцы обосновались – правда, непрочно – и в приморской Бенгалии, основали факторию в порту Читтагонг, на востоке провинции. Вскоре, соперничая с португальцами, голландцы, датчане, французы и фламандцы начали получать из Дели, от могольских владык, разрешение вести торговлю в поречье Хугли. Потом на сцену вышли англичане, в частности Джоб Чарнок, служивший в этих краях старшим агентом Британской Ост-Индской компании, – человек надежный и опытный, во многом усвоивший индийские обычаи, женившийся на туземной вдове, которую в последнюю минуту избавил от жестокого древнего обряда сати – сожжения на костре вместе с бренными останками мужа [13]. Череда неудач преследовала Джоба в низовьях и верховьях реки, где он пытался основать бенгальский оплот Ост-Индской компании, что мог бы разрастись и в один прекрасный день сравняться с Мадрасом и Бомбеем. Наконец в 1690-м Чарнок сумел создать факторию на речной излучине – там, где ныне стоит Калькутта: на восточном берегу, достаточно высоком и не затоплявшемся в половодье.

Калькутта, по сути, юный город – заметно моложе североамериканских поселений, заложенных европейцами: Квебека, Джеймстауна и Санта-Фе. Она была и остается местом торговли – в чистом и беспримесном виде. Средние века наделили не только Европу, но и Азию – а также Индийский субконтинент – ощутимым, изящным городским величием, изобилием архитектурных и других материальных памятников; но в Калькутте ничего подобного не заметно. Даже противоестественный переизбыток нищеты и богатства отдает грубым духом Нового Света, не свойственным более крупным и древним индийским городам.