Впоследствии на рынках Ламу много недель говорили об исчезновении евнуха Куша. Его хорошо знали на островах и боялись и ненавидели даже за пределами зенана. Рассказывали, что, когда Куш шел ночью по дороге, его забрал лесной джинн. В другой версии той же истории похитителем выступал сам шайтан. Более прагматичные полагали, что евнух обокрал своего господина калифа аль-Малика и, боясь наказания, нанял дау, чтобы переправиться через пролив и исчезнуть в Африке. В подкрепление этой теории шейх аль-Салил издал приказ об аресте Куша и пообещал вознаграждение в десять тысяч рупий за его пленение.
Через месяц, когда ничего нового о евнухе не появилось, сплетники на рынках потеряли к нему интерес.
Новым предметом обсуждения на островах стала смена ветров каскази на куси — начало нового торгового сезона. К тому же предстоящее отправление экспедиционной армии шейха аль-Салила заставило забыть о трех исчезнувших евнухах.
В большой свите шейха мало кто обратил внимание на нового мальчика-раба Ясси. Хотя мальчишка был хорош собой и грациозен, даже в своем длинном, до щиколоток, одеянии, вначале он казался болезненным, застенчивым и робким. Мальчика взяла под опеку новая женщина-служанка Тахи, та самая, что в детстве воспитывала шейха. Ясси поселился с ней, и скоро его красота и учтивость завоевали сердца всех слуг и рабов.
У Ясси был прекрасный, еще не сломавшийся голос, и он превосходно играл на систре. Шейх аль-Салил каждый вечер посылал за ним, чтобы послушать его пение в своих личных покоях, и никто не посчитал странным такой отдых после трудного дня, желания развеять тревоги и опасения. Через несколько недель Ясси стал явным любимцем хозяина и его личным слугой. Шейх приказал, чтобы Ясси спал за небольшим занавесом в его опочивальне, чтобы слышать призыв шейха и исполнять его пожелания и ночью.
В первый вечер такого размещения аль-Салил поздно вернулся после совещания с капитанами дау на террасе. Ясси дремал, ожидая его, и как только аль-Салил в сопровождении Батулы вошел в спальню, вскочил. На жаровне стоял кувшин с горячей водой, и, после того как Батула помог шейху раздеться до набедренной повязки, Ясси полил ему воду на голову и плечи, чтобы он мог умыться. Тем временем Батула повесил на колышки у постели оружие господина: наточенные саблю и кинжал, начищенный меч. После этого Батула сел в ногах шейха в ожидании приказаний.
— Теперь можешь идти, Батула, но разбуди меня за час до рассвета, потому что до отплытия еще очень многое нужно сделать.
Говоря это, аль-Салил вытирался тканью, которую протянул ему Ясси.
— Спи хорошо, Батула, и пусть глаза Бога смотрят за твоим сном.
Как только за Батулой упал дверной занавес, Дориан и Ясмини улыбнулись друг другу, и Дориан потянулся к ней.
— Я так долго ждал.
Но она проворно отскочила.
— Мне еще нужно выполнить свои обязанности, благородный господин. Расчесать тебе волосы и умастить тело.
Он сидел на шелковом ковре, а она растерла тканью ему волосы, так что они стали совсем сухими, потом расчесала их и заплела в толстую косу, падавшую на обнаженную спину. При этом она издавала негромкие восхищенные возгласы:
— Такие красивые и густые, цвета золота и шафрана.
Потом она помассировала ему плечи с ароматным кокосовым маслом, касаясь шрамов на теле.
— А это где случилось?
— В проходе Пестрой Газели.
Закрыв глаза, он подчинялся умелым прикосновениям ее пальцев, потому что в зенане ее учили искусству доставлять удовольствие будущему мужу.
Когда он расслабился и едва не уснул, Ясмини наклонилась вперед.
— Тебе по-прежнему щекотно здесь, Доули?
И она глубоко всунула язык ему в ухо.
Это возбудило его, и он протестующе ахнул. На его мускулистых предплечьях появились бугорки гусиной кожи, он откинулся и обхватил ее за талию.
— Тебя нужно научить должному уважению, рабыня.
Он отнес ее на постель, уложил, а сам сел верхом, прижав ей руки за головой. Какое-то время они смеялись друг другу в лицо, потом смех прекратился. Он наклонил голову и прижался ртом к ее губам. Теплые и влажные, они раскрылись, впуская его, и она прошептала:
— Я не знала, что в моем сердце может быть столько любви.
— На тебе слишком много надето, — прошептал он, и Ясмини быстро изогнула спину, чтобы помочь ему снять с нее одежду и бросить на пол.
— Невозможно выразить, как ты прекрасна, — сказал он, глядя на ее золотистое тело. — Но зажили ли твои раны?
— Полностью. Однако не верь мне на слово, господин, проверь это, к своему удовольствию… и моему тоже.
Когда ветер куси ровно и сильно задул вдоль пролива и небеса стали ослепительно голубыми, безоблачными, флотилия шейха аль-Салила отплыла из Ламу и три дня спустя причалила к Африканскому материку.
На сушу высадились солдаты под развевающимся голубым знаменем, и длинные ряды вооруженных людей и вьючных животных двинулись по дороге рабов от Берега Лихорадок в глубь материка.
Шейх ехал в первых рядах, и рядом с ним — мальчик-раб Ясси. Кое-кто замечал, с каким восторгом и преклонением смотрит мальчик на своего хозяина, и снисходительно улыбался.