Он обогнул могилу, на дне которой лежали мертвые евнухи, и быстро пошел прочь, опасаясь еще какой-нибудь встречи, потому что оставил ятаган на полу в домике и еще не мог свободно пользоваться раненой рукой. Но гораздо больше он боялся встряхнуть или сжать Ясмини.
Ему приходилось искупать спешку осторожностью, и на ходу он шептал Ясмини, пытаясь успокоить ее и внушить ей уверенность:
— Все будет хорошо, моя маленькая. Бен-Абрам сумеет избавить тебя от этого. Скоро все будет кончено.
Ровным шагом он пересек лужайку, стараясь смягчать тряску для своей драгоценной ноши, и по лестнице к могиле святого поднимался медленно, осторожно ступая на каждую ступеньку. Потом опустил Ясмини в отверстие туннеля, а когда спрыгнул к ней, тревожно всмотрелся в лицо, опасаясь увидеть признаки того, что его движения причинили непоправимый вред ее нежной женственности.
— Все хорошо? — спросил он.
Она кивнула и попыталась улыбнуться.
— Мы почти на месте. Бен-Абрам ждет.
Он снова взял ее на руки и вынужден был согнуться чуть ли не вдвое, чтобы не задевать низкий потолок туннеля.
Дориан увидел впереди свет и почти невольно ускорил шаг. Кусок упавшего коралла подвернулся ему под ногу, он споткнулся и едва не упал, ударив Ясмини о стену.
— Ах!
Ясмини ахнула при ударе, и Дориан почувствовал, что у него остановилось сердце.
— В чем дело, моя дорогая?
— Внутри жжет! — прошептала она. — О Аллах, как жжет!
Он пробежал несколько последних шагов и вынес ее на солнечный свет из развалин.
— Бен-Абрам! — закричал Дориан. — Во имя Господа, где ты?
— Здесь, сын мой.
Бен-Абрам встал со своего места, где ждал в тени, и заторопился к ним со своей сумкой.
— Началось, отец. Поторопись.
Они уложили Ясмини на землю, и Дориан почти нечленораздельно объяснил, как Ясмини избавилась от первого пакета.
— Но второй еще в ней, и он начал протекать.
— Держи ей колени вот так, — показал Бен-Абрам, а Ясмини сказал: — Тебе будет больно. Эти инструменты я использую при родах.
Инструменты блеснули в его руках. Ясмини закрыла глаза.
— Отдаюсь на волю Бога, — прошептала она и впилась ногтями в предплечье Дориана, когда Бен-Абрам принялся за работу.
Волны боли искажали ее лицо, она скривила и прикусила губы. Один раз легко застонала, и Дориан беспомощно прошептал:
— Я люблю тебя, цветок моего сердца.
— И я люблю тебя, Доули, — ахнула она, — но внутри меня жжет огонь.
— Сейчас мне придется тебя порезать, — сказал Бен-Абрам.
Мгновение спустя Ясмини закричала, и все ее тело застыло.
Дориан увидел кровь на руках Бен-Абрама, когда тот взял серебряный инструмент, напоминающий по форме двойную ложку. Минуту спустя он откинулся на корточках, и между чашечками ложки инструмента был зажат окровавленный, промокший, полураспавшийся пакет.
— Достал, — сказал он. — Но он начал протекать и оставил в ней перец. Надо быстро отнести ее к воде.
Дориан подхватил Ясмини, забыв о раненой руке и боли в треснувших ребрах. Он побежал, прижимая к груди обнаженное тело Ясмини. Бен-Абрам ковылял за ним, быстро отставая. Дориан пробежал под пальмами, выбежал на песок и опустил Ясмини в зеленую прохладную воду.
Подоспел и Бен-Абрам с большой медной клизмой в руках.
Дориан держал нижнюю часть тела Ясмини под поверхностью, а Бен-Абрам несколько раз подряд наполнял клизму морской водой и впускал воду внутрь. Прошло полчаса, прежде чем он удовлетворился и позволил Дориану вынести Ясмини на песок.
Она дрожала от потрясения и боли. Дориан закутал ее в шерстяную шаль, и они уложили девушку в тени под деревьями. Бен-Абрам достал из сумки большую бутыль с мазью и смазал повреждения.
Немного погодя Ясмини перестала дрожать и сказала:
— Боль уходит. Еще жжет, но не так сильно.
— Большую часть яда я извлек ложками. А остальное успел промыть, прежде чем был причинен большой ущерб. Мазь поможет ранам быстро затянуться. — Бен-Абрам подбадривающее улыбнулся, готовя иглу и высохшую кишку.
— Тебе повезло. Благодари Тахи и аль-Салила.
— Что нам теперь делать, Доули? — Она протянула к Дориану руку. Он взял ее и сжал. — Я не могу вернуться в зенан.
Теперь — бледная, закутанная в шаль — она снова стала похожа на маленькую девочку с лицом обезьянки, растрепанные влажные волосы падали ей на плечи, а под глазами легли тени боли.
— Клянусь, ты никогда не вернешься в зенан.
Дориан наклонился и поцеловал ее в разбитые, распухшие губы. Потом поднялся, и его лицо стало мрачным.
— Я должен тебя покинуть, пока Бен-Абрам заканчивает работу, — сказал он. — У меня осталось еще одно дело, но я скоро вернусь, как только его закончу. Будь храброй, любовь моя.
Он прошел под деревьями обратно, спрыгнул в углубление и по туннелю прошел под стеной зенана. Осторожно выбрался на террасу могилы святого и с минуту постоял, прислушиваясь и приглядываясь.
Царила мертвая тишина, поэтому Дориан спустился по лестнице и пересек лужайку. Он задержался у отверстия в колючей изгороди, убеждаясь, что тела евнухов не обнаружены и никто не поднял тревогу.
Потом осторожно пошел вперед.