– Что это? – спросил Цайгори и, забывшись, пошел на звук, но Дежнев схватил его за руку.
– Осторожней! Провалитесь в колодец – никто вас не спасет.
– Какой еще колодец, откуда здесь колодец? – удивился ученый.
– Никто не знает. Кто-то давным-давно дырок насверлил. Холм весь как дуршлаг, только эта тропа нетронута. Сквозняк в дырках гуляет, отсюда и звук.
– А что это на вершине? Светится будто?
– Кладбище. Хабарщики здесь своих хоронят. Тех, что в рейде спеклись.
Они поднялись на вершину, и Цайгори увидел, что свет дают фонарики на солнечных батареях, которыми обычно метят посадочные площадки для платформ. С одной стороны металлический клин, с другой – осветительный элемент. Они были вбиты в твердую землю над могилами и теперь, с наступлением ночи, отрабатывали накопленную за день энергию. На невысоких холмиках лежали вещи погребенных. У кого – старый тактический шлем времен Серых десятилетий, у кого – треснувшие летные очки. Ученый шагнул вперед…
– Ксан Лим, ранен в живот. Два дня пути на юго-восток от старого арыка. Скала с двумя зубами… Не обходить… ждать… минометы… – прозвучал хриплый надтреснутый голос.
Цайгори вздрогнул, отшатнулся.
– Простите, забыл предупредить, – Дежнев успокаивающе положил ученому руку на плечо, – те, кто может, перед смертью рассказывают, где и как погибли. Вроде предостережения. Коммуникатор в спящем режиме держит долго, реагирует на шаги. На некоторых даже специально батареи меняют. Так что не пугайтесь. От этих записей бывает реальная польза: вон Эдик Жихарев ногу свернул. Семь дней в Шакальей балке лежал. Целый роман надиктовать успел, пока память на приблуде не закончилась.
– А потом умер?
– Нет, зачем? Достали его. Мы обратным ходом из дальнего поселка шли и забрали. Умер он потом, во сне. Болел сильно. Но положили его все равно тут. Очень уважали! И приблуду с романом разместили.
Тихон заметил, что невольно имитирует отрывистую, полную специфических словечек речь хабарщиков. В этом диком пустынном месте складная речь городского жителя выглядела нелепой.
– Записи и напутствия… Советы. Выходит, это что-то вроде посмертной базы данных? – оживился Цайгори.
– В точку! Народ сюда специально едет, если про Неудобья хочет узнать. Потому и холм кличут Библиотечным.
– А танкисты здесь есть? – полюбопытствовал ученый.
– Нет. Только хабары. У танкистов другой форс, – тихо отозвался Дежнев.
Цайгори ждал, что тот продолжит, но Тихон промолчал, и ученый не решился расспрашивать.
Они прошли через кладбище, сопровождаемые голосами умерших, и встали на верхней точке холма лицом к югу. Стемнело. Лишь на западе в темно-зеленых и лиловых полосах облачных гряд еще барахтались рыжие отблески почившего заката. Равнина внизу была темна и угрожающе обширна. Ее пугающая ровность не нарушалась решительно ничем. Если и были в ней какие-то ориентиры, то сейчас их надежно скрывала ночь.
– Вот они, Неудобья. Пустынный край. Дальше до самых гор только хищные звери, заброшенные военные базы и минные поля. – Тихон помолчал и добавил: – Да и за горами, наверное, тоже.
– Впечатляет, – кивнул Цайгори и переступил с ноги на ногу. – С орбиты это выглядело иначе… С орбиты вообще все кажется… Ну, знаете, как бы это…
– Несущественным?
– Да, пожалуй. Думаю, поэтому он и бежал.
– Кто бежал?
– Уверен, вы задавались вопросом, почему ваш отец перебрался в Москву?
– Он говорил, что хотел защитить меня.
– Верно. Видите ли, общество Ариэля отличается… отличалось от здешних систем. Когда-то сама мысль преследовать людей за взгляды была нам чужда, – задумчиво произнес ученый и тяжело вздохнул. – А может быть, мне просто так казалось. Понимаете, пока была жива Влада, моя жена, я смотрел на все легкомысленно. С ее смертью для меня словно закончилась сказка. Оказалось, что, пока я был увлечен наукой, к власти в небе пришли влиятельные честолюбцы вроде господина Дюлака.
– Дюлак? Отец говорил, что мать сошлась с каким-то Дюлаком.
Тихон попытался вспомнить, что говорил Дежнев-старший, но, кроме фамилии и смутной неприязни, ничего в памяти не задержалось. Фигура матери в его жизни всегда была очень далекой, смутной, как картинка в допотопной книге.
– Да-да, Анри Дюлак, амбициозный политик, сторонник налаживания связей с поверхностью. Он первый открыл биржу труда для жителей крупных городов. Открыл несколько лабораторий на Земле. Лет пятнадцать назад Дюлак был очень популярен. Ваша мама работала у него пресс-секретарем. Он действительно сделал немало хорошего для людей Земли, но я никогда не питал иллюзий насчет его мотивов. С такими, как он, мы опять повернулись в сторону агрессии прошлого. Боевые наноботы, плазменные орудия – мы тратим наши ресурсы на гонку вооружений!
– Гонка? С кем? На Земле у Ариэля нет конкурентов.
– Это неизвестно, – согласился ученый. – Возможно, Дюлак и остальные считают иначе. Как бы то ни было, Ариэль уже не тот, что раньше. Неладное творится в небе, мальчик.
– И теперь вы бежите обратно на Землю в надежде отыскать убежище здесь?
– Это не совсем бегство. У нас есть цель.
– Тот объект, что упал в Кум-Далу?