Мустанкеры

«…Тематика и характер рисунков изменились. Если раньше мальчика интересовал животный мир, то теперь он обратился к неодушевленным предметам. Он рисует приборы, плоские и вогнутые поверхности, роботов обслуги. Штрихи стали увереннее, четче, а вот желание раскрашивать исчезло начисто. Временами он улыбается и бормочет, а может, напевает. Звуки имеют четко выделенные паузы. Это напоминает некий диалог с воображаемым собеседником. Хотя почему воображаемым? Их же теперь двое».

«Ужасное чувство. Такое впечатление, что он следит за нами при помощи механизмов, непостижимым образом управляет ими. Вчера я в палате вносила сведения в журнал, и вдруг дрон-диагностер включился и как бы «заглянул» мне через плечо. Сестры боятся оставаться на дежурство. Кажется, в часы сна активность чужака возрастает».

«Он враждебен! Я это знаю. Не могу объяснить, но знаю. Сегодня мальчик впервые рисовал нечто воображаемое. Это была равнина под тяжелым мрачным небом и огромная скала, а под ней что-то вроде города. Мы переслали данные в офис Дюлака, и к нам немедленно явились его подручные, за оригиналом. Велели (именно так – велели!) никому изображение не показывать. Все же я показала копию мужу. Герман долго смотрел на рисунок и вдруг предложил уехать с Николаем, на Землю. Сказал, что начинает понимать Дежнева. Я отказалась. Как можно бросить исследования, бросить Костю? Кроме того, нельзя везти Жанночку к умбрам. Там же преступность и антисанитария! Чего доброго, свяжется с плохой компанией».

Глава 12 Зеленый огонь

Тварь за стеной заворочалась, заскрежетали о стену лабиринта кольца хитиновой брони. Сэмэн вжался в грязь, надеясь, что запах земли и нечистот заглушит запах крови. Напротив него так же вжимался в стену долговязый кружавщик. Он смешно приседал на бледных ногах и закрывался крыльями, пытаясь отгородиться от яркости дня. В прорехах серых туч, оставленных вчерашним ливнем, показалось солнце, и кружавщик не выдержал. Заверещал, захныкал, рванулся в сторону и вверх, переваливаясь через низкую стену. Видно, искал щель, куда можно забиться от беспощадного света. Он бы взлетел, но крылья у него были загодя искалечены, чтобы забава не прерывалась. За стеной, где исчез нетопырь, громко захлюпала грязь. Раздался громкий визг, возня. С вершины стены свалился кирпич. Дико и весело завопили зрители. Потом все стихло. Сэмэн подался вперед, прислушался. Шорох раздался справа. Стараясь не двигаться, мустанкер скосил глаза. В паре метров от него из дыры в стене показалась белая от бетонной крошки голова второго чудовища. Жвала медленно открывались и закрывались. Между ними пульсировало светло-розовое, склизкое, мясное. Сэмэн подобрался, готовясь к прыжку. Пальцы левой руки крепко сжали ствол пистолета. Вместо правой кисти теперь была культя, слава богу, обработанная и закрытая терапевтическим гелем – трясуны не любили, когда мясо портится. Наркотики, которые пленным давали с пищей, притупляли боль, но меняли восприятие. Когда его швырнули в лабиринт, оставили в пистолете четыре заряда. Три он израсходовал, из них – один удачно. Два других ушли в молоко. Тот, прежний Журибеда поржал бы, наверное, над дурнесеньким мазилой, но в нынешнем постоянно плывущем и меняющемся мире все выглядело ненадежным. Проще использовать пистолет как дубинку. Хотя и опаснее. Сэмэн рванулся вперед…