Так что многие мальчики потом сделали изрядные военные и административные карьеры, да вот беда — при всем благожелательном отношении к ним со стороны начальства и окружающих и во взрослом возрасте прекрасно помнили о своем особом положении. Начинали-то они в отдельных корпусах и с детства держались общим кланом. У них даже отдельная система имен была. Сплошь из Корана или хадисов заимствованная.
У девчонок это не так выражено было, но тоже присутствовало. За сто пятьдесят лет до окончательной отмены крепостного права для христиан через такие училища прошло несколько десятков тысяч человек, включая уже второе, третье и последующие поколения. Дети бывших солдатских детей тоже охотно шли в училища. На казенный кошт образование для бедных и воспитание. А что пот ом отслужить приходилось — так положено. Отцы и деды тоже лямку тянули. Очень скоро они превратились в спаянный общим происхождением клан. Внешне ничем не выделяясь, держались вместе и даже женились и замуж выходили за своих. Есть куча династий такого происхождения.
Я ведь не соврал. Первый Темиров из нашей ветви как раз из настоящих будет. Мать полячка. Отец его официально признал, да вот семья совсем не горела желанием открыть объятия. Родился вне брака, да еще при наличии беременной законной супруги. Кроме фамилии, от того рода нам ничего не досталось. Сами пробивались, и не за счет знатности. Сплошные служаки: только в середине девятнадцатого века уже после солдатского училища можно было пойти в другом направлении или не посылать туда детей обязательно. А раньше — ни-ни. Отслужи в штыковых атаках свою кормежку и учебу за много лет, а потом уже думай, чем дальше заниматься. Они ж, кроме жалованья и орденов, к концу службы ничего не имели. Орден «Мужества», высшая награда для нижних чинов, давал аж сорок дирхемов годовой пенсии. Именно годовой. С голоду не помрешь, но капиталов не накопишь. Вот и кучковались в собственные поселения после демобилизации, где все насквозь понятные и помогут при необходимости. Своих забывать — было последнее дело.
— Трогаемся, — заботливо предупредила меня проводница. Я бросил сигарету и полез в вагон. Погулял — и хватит. Пора возвращаться к писанине.
В коридоре, возле моего купе, стоял мужчина приблизительно моего возраста и задумчиво смотрел на проплывающие мимо приземистые серые строения станции. Такой весь из себя вальяжный, в костюме-тройке даже в поездке, застегнутый на все пуговицы. Виски седые, шевелюра страшно курчавая — и нос. Это было нечто выдающееся. Орлы бы при виде него удавились от зависти. Данный экземпляр человеческого рода мог легко заклевать любого одним своим выдающимся клювом.
При моем появлении он довольно улыбнулся и, протягивая руку, представился:
— Мясников Арам. Бывший химик-органик, а ныне большой начальник-администратор.
— Темиров Берислав, бывший разоблачитель Великобритании, а ныне просто журналист, — отвечаю ему в тон, пожимая крепкую ладонь, и пытаюсь сообразить, как это может быть столь замечательное сочетание. Спрашивать после полицейского как-то неудобно.
— Папа мой, в девичестве, был Мясникян, — подмигивая, сообщает. Не иначе как сообразил про мои затруднения. А еще проще — его про это регулярно спрашивают. — Вот как в последнее правление Абдульвахид Окаянный стал устраивать религиозные гонения, он взял и сознался, что нет Бога, кроме Аллаха, и Магомед Пророк его. Так мы стали честными саклавитами, сиречь русскими по всем показателям, включая фамилию. Почему при этом имена запрещали менять, тайна для меня глубока и бездонна. Фамилию сколько угодно, а имя запрещено. Наверное, чтобы сразу было видно подозрительные экземпляры. Вот и осталось такое сочетание.
— И как? Жить не мешает?
— В детстве мешало, — серьезно сказал Арам. — Даже дрался на дразнилки. А потом как-то плевать стало. Иногда думаю, и к лучшему, что не переделали в очередного Саида. Всю жизнь приходилось доказывать, что ты способнее и умнее. И драчливее, — подумав, добавил. — Человек под давлением либо ломается, либо закаляется. Армяне меня за своего не признавали, русские тоже косились. Надо было выживать и пихаться локтями, не забывая подключать голову. Вот сейчас с этим проще стало. Нет Диктатора, кроме Салимова, — на полном серьезе провозгласил он, — и я его верный последователь. Вы ж тоже едете в Германию?
— Ага.
— Так это дело надо обязательно обмыть! У меня есть прекрасный армянский коньяк!
— Это хорошо, но не патриотично как-то. Нам предписано пить русскую водку.