Японцы еще весело, с шуточками, постреляли из миномета по полю, потом к развлечению присоединился пулемет, а мы так и лежали, вжимаясь в землю. Ли Ду уже не пыталась уползти. Получив по шее и усвоив серьезность моих намерений, она молча вжималась в землю при каждом выстреле. Через час японцы ушли, оставив часового, и мы так и не смогли подняться. Солдат небрежно посмотрел по сторонам и занялся гораздо более интересным делом. Отправился в ближайший сарай, и под заполошное кудахтанье раздались азартные выкрики великого воина. Известное дело: сам себя не накормишь — никто не вспомнит. А уж добывать дополнительное питание в подобных обстоятельствах и вовсе не грех.
Пробыв там не слишком долго, появился вновь, обвешанный тушками кур. Сел прямо на землю и принялся умело ощипывать дохлых птиц. Шеи он им свернул еще в сарае. Специалист. Я бы так быстро управиться не смог.
Все бы ничего, но сидел он крайне неудачно для нас. Начнешь шевелиться — непременно увидит и пальнет без раздумий.
Уже под вечер по дороге прогнали не меньше сотни пленных. Многие были ранены или избиты. Минут через двадцать откуда-то из-за строений донеслось скандирование. Что они кричали, я не понял и пихнул в бок свою переводчицу.
— Великий Китай будет жить вечно, — пробормотала Ли Ду на мое недоумение. — Все время повторяют.
Крики звучали недолго. В очередной раз заговорили пулеметы. Потом, уже в тишине, зазвучали отдельные выстрелы. Добивали.
Ли Ду повернула голову ко мне. В глазах застыл ужас. Мне тоже было не по себе. Давно я в таком интересном положении не оказывался.
Часового окликнули, и, повесив кур, связанных за ноги, через плечо на манер патронташа, он отправился и дальше служить, под мой облегченный вздох. Смена не пришла, и очень скоро стало ясно почему. Грузовики, набитые солдатами, пропылили по дороге на север. Оба броневика подались за ними.
— Почему никто не выходит? — спросил я еще через полчаса. — Они же уехали.
Мы переглянулись, и я медленно поднялся. Совершенно не тянуло строить из себя героя, но посмотреть необходимо. Вроде нет никого.
Пригибаясь, метнулся к дому. Наверное, свидетелю стало бы смешно. Особенно такому веселому, как давешние солдаты. Тихо, спокойно, а тут бегает и изображает разведчика. Мне было страшно. В грузовиках сидели одни солдаты. А жителей деревни куда дели?
Осторожно заглянул в окно. Стекла в деревнях не предусмотрены, а бумага, которой заклеивают рамы, порвана. Пусто. Заходить не тянуло. В углу валялся убитый китаец, и над ним довольно жужжали мухи.
Странно прихрамывая, подошла перемазанная в грязи Ли Ду. Во время беготни одна из сандалий слетела, и теперь она шла, осторожно ступая и внимательно глядя под ноги.
Мы нашли их всех на пустыре сразу за деревней. Люди лежали вповалку. Синдикалисты в своих однообразных одеждах, бывшие гоминьдановцы (почти сотня пленных была захвачена нашими партизанами сутки назад и пригнана сюда) — с хорошо различимыми сине-белыми кокардами и в военной форме. Местные жители. Мужчины, женщины, дети.
Их всех поставили в кучу и уравняли в смерти, независимо от политических взглядов и наличия оружия. Просто всех перестреляли без особых сомнений. Китаец — достаточно для смертного приговора. Да и не было никакого суда. Кто разбирался в вине? Смерть для всех одинакова.
Я шел вокруг страшного места и фотографировал. Сумки своей и фотоаппарата ни при каких обстоятельствах не забуду и не потеряю. Это мой рабочий инструмент, и любые детали я записываю. Через несколько дней уже не вспомнить подробностей, а так ничего не пропадает. А старая проверенная «лейка» всегда к месту. Особенно сейчас. Жаль, освещение не очень. Темные кадры выйдут. Еще щелчок, еще. Поближе, чтобы лучше стало видно искаженное в муке лицо и мать, пытающуюся в последний миг закрыть маленького ребенка. Не помогло. Кто-то из японцев потом выстрелил девочке в голову. Отвратительная будет фотография, и никто ее не напечатает, но сохранить для будущего необходимо.
Профессиональный фотограф использует в день несколько пленок. В газеты попадает один, максимум пара снимков из наиболее выразительных. Поэтому кроме неизменного блокнота я всегда держу несколько пленок про запас. Никогда не можешь быть уверен, понадобится или нет, а весят они немного. Одна проблема — соответствующих магазинов в округе еще не успели открыть, и убывают они со страшной скоростью.
Колесико, при помощи которого я прокручивал очередной кадр, не пожелало двигаться. Пленка закончилась. Последняя. Знал бы, не стал столько снимать раньше. Ничего не поделаешь. Повесил «лейку» на шею и присел рядом с очередным трупом. Я сразу заметил вполне приличные ботинки (редкость в здешних местах) у мертвого офицера, и размер подходящий. Парень при жизни был невысок, и нога маленькая. Ему они уже больше не понадобятся. А нам еще идти.
— Всякий, кто стремится поживиться на чужой счет, обязательно кончает плохо!