Мусульманский Ренессанс

С древнейших времен водомерные устройства действовали здесь следующим образом: воду отводили в пруд и определяли уровень стояния воды по высеченной в камне шкале, имеющей деления на локти и пальцы. Самым важным был водомер на острове Рауда (Рода), близ Старого Каира, смотритель которого должен был каждый день докладывать правительству об уровне воды. Если вода прибывала до уровня в 12 локтей, то глашатай ежедневно возвещал по всему городу: «Аллах поднял сегодня благословенный Нил на столько-то; в минувшем году подъем воды в этот день был таким-то — Аллах пополнит его»[3195]. Со времени реставрации водомера в 247/861 г. в здании было забранное решеткой окно, на котором спускали черный «халифский» занавес, когда уровень воды в реке достигал 16 локтей[3196]. В период половодья Египет бывал затоплен и деревни сообщались между собой лишь при помощи судов[3197]. На эти четыре месяца заготовляли провиант как для осады, пекли хлеб впрок и сушили его на солнце[3198].

Водяные часы, называвшиеся в Персии тарджехаре, были распространены повсеместно: медные стояли в Биййаре (Северный Иран) и Арраджане (Фарс)[3199], другие — в Северной Африке. В одном из оазисов Сахары три подводящих канала сначала делились на 6 рукавов каждый, и уже от них ответвлялись отдельные оросительные желоба-канавы, причем все одинакового сечения: две пяди в ширину и один дюйм в высоту; выложены они были камнем. «Всякий, чей черед настал в орошении, берет сосуд (кадас, лат cadus — „кувшин“), в дне которого имеется отверстие толщиной со струну чесалки для льна; этот сосуд он наполняет водой, подвешивает его и орошает [свое поле] до тех пор, пока вода не выбежит из сосуда. Орошение в течение целого дня длилось 192 кувшина, значит, 8 кувшинов в час. Плата вносилась ежегодно, а именно — по одному мискалю за 4 кувшина»[3200].

Борьбу с движущимися песками необходимо было вести в одном лишь Афганистане, где и развилась особая наука, занимавшаяся этим вопросом. Вся страна состояла из песка, а ветры дули с неслыханной силой и постоянством. Так, в 359/970 г. главная мечеть столицы Афганистана Заранджа была полностью занесена песком и над городом нависла бы серьезная опасность, если бы какой-то человек за сумму в 20 тыс. дирхемов не изменил направления ветра. Так рассказал об этом Ибн Хаукалу один путешественник, прибывший оттуда. Однако он узнал также и еще кое-какие подробности: когда люди хотят там прогнать песок, не сгоняя его при этом на соседние земли, они сооружают стену из дерева и хвороста достаточной высоты, чтобы задержать песок, и в нижней части стены оставляют отверстие. В это отверстие врывается ветер, песок вздымается столбом, как волна во время бури, и уносится ввысь, исчезая из поля зрения, туда, где он им уже не вредит[3201].

Техника возделывания земли в империи халифов, когда почти каждая деревня и долина придумывали свои собственные варианты, носила, вероятно, в то время достаточно пестрый характер. В области Ардебиля, например (между Тебризом и Каспийским морем), пахали на восьми волах, причем каждая пара имела своего погонщика, но вовсе не из-за присущей земле твердости, а потому что она была промерзшей[3202]. «Напротив, в персидской местности Абаркух жители не пахали на коровах, хотя и держали их в этой местности в большом количестве»[3203]. Удобряли землю повсюду очень усердно навозом из-под коров и овец, а также и человеческими фекалиями. Первый продавался в Вавилонии корзинами (сабал)[3204], а о широком применении фекалий упомянуто выше. По соседству с персидским Сирафом, в Куране и в Ирахистане, пальмы приходилось сажать в такие глубокие ямы, что над поверхностью выглядывали только их верхушки: в углублении задерживались зимние воды, которые и поили деревья. В связи с этим спрашивали: «Где пальмы растут в колодце?». Ответ гласил: «В Ирахистане»[3205].

Огородного пугала никогда не знали и не знают в наши дни во всем мусульманском мире. В Вавилонии дети карматов сдавали коммунистической общине жалованье, которое они получали за то, что отгоняли от полей птиц[3206]. А в Туркестане в настоящее время «местные жители стараются защитить свои поля и сады от птиц тем, что сооружают посреди каждого поля глинобитную пирамиду высотой около 2 м, на которую ставят мальчишек. Здесь, чаще всего полуголые или даже совсем голые, проводят они целый день под палящими солнечными лучами и должны отгонять птиц криком, ударами в барабаны или в старые подносы, а также и швырянием глиняных шариков. А так как эти живые пугала в летнее время установлены на каждом поле и в каждом саду, а то еще по два и по три, и каждый стремится перещеголять другого, то с раннего утра и до вечера здесь царит такой адский шум, что от него можно сойти с ума»[3207].

В отношении Марокко см. описания художника Франца Буксера в его «Картинках из Марокко»[3208].