Мусульманский Ренессанс

Чтобы избежать налогового гнета, мелкие землевладельцы отдавали свои поместья под покровительство более могущественных, и тогда они писались на их имя и вместо земельного налога уплачивалась лишь ленная десятина, но земля оставалась во владении бывшего хозяина, который мог ее и продать и передать по наследству. Форма эта стара: еще в византийском Египте таким путем возникали крупные землевладения. Сообщается об этом и во времена Омейядов[825], а в IV/X в. это явление даже имело особую рубрику в налоговых ведомствах Хорасана[826]; удивительно часто это практиковалось около 300/912 г. в изнывающем под бременем налогов Фарсе[827]. Однако на Востоке эти подзащитные никогда не становились крепостными своих покровителей, так это было установлено законом в Египте в 415 г. н.э.[828].

В фиск поступала также одна пятая часть добытых сокровищ как из копей, так и поднятых со дна морского, затем выкуп за сбежавших рабов, владельца которых не удавалось найти, изъятое у разбойников имущество, хозяева которого не объявлялись, и, наконец, фиск являлся наследником в тех случаях, когда таковых не было[829]. Последнее, собственно говоря, относилось только к мусульманам; так, например, наследство ал-Хатиба ал-Багдади (200 динаров) досталось казне[830]. В соответствии с изречением пророка: «Мусульманин не может наследовать от неверного, а неверный от мусульманина», халиф в 311/923 г. вынес такое определение: имущество христиан или иудеев, не имеющее наследников, отходит к общине умершего, но не к государству[831]. Среди юристов многие даже защищали совсем уж современное положение, что наследство должно переходить не к отдаленным родственникам, а к государству. Это имело особо важное значение, так как, по мнению некоторых законоведов, даже вполне близкие наследники получали лишь установленную Кораном квоту, и казна таким образом весьма часто приглашалась в сонаследники[832]. В III/IX в. при халифе ал-Му‘тамиде (256—279/869—892) было организовано особое фискальное ведомство по делам наследования (диван ал-маварис)[833] — превосходное поле деятельности для махинаций алчных на деньги чиновников.

Горе тому, чей отец умер богатым! Долго держали его взаперти в доме бедствия, и он (неправедный чиновник) говорил: Кто знает, что ты его сын?
И если он отвечал: Сосед мой и все, кто знает меня,— они выщипывали у него бороду, пока он не слабел,
И били его, и пинали изрядно…
И оставался он в теснейшей темнице до тех пор, пока не бросал им свой кошелек.

Так сетовал в конце III/IX в. Ибн ал-Му‘тазз[834].

Халиф ар-Ради еще мог держать в узде правительственные вожделения на наследства, и, когда султан Вавилонии первый раз присвоил себе крупное наследство, халиф вынудил его вернуть награбленное[835]. Напротив, совершенно официально действовал также отважный, но пользующийся известностью у поэтов как плохой правитель Сайф ад-Даула. В 333/944 г. он назначил кади г. Алеппо Абу Хусайна, который прибирал к рукам наследство умерших, приговаривая при этом: «Наследство — Сайф ад-Даула, а Абу Хусайну — комиссионные»[836]. Прославляя правителя Фарса Рукн ад-Даула, его современник ал-Мукаддаси особо отмечает: «При всех своих ошибках он не посягал на наследство»[837]. Из этого высказывания можно составить себе представление об обычных для того времени действиях.