Модест.
На выставке не был, картины не помню. Помню ужасно ругательные статьи в газетах… Господи, так это вы?Юлька.
Он! Он!..Модест.
Мм… вы — еврей? Простите?..Юлька.
Да… это кажется… Ты — еврей, папочка?Наум.
Да. Уж прости. Уж так.Юлька
(радостно). Еврей! Модест был не в курсе, папочка. Но мы не касались — верно, Модест? Какая-то чепуха… Мне лично кажется, все люди — люди… Не так ли, Модест?Модест.
Мм… Почему-то я был уверен, что вы — Серебрянко. (Обаятельно улыбается.) Совсем не похожи на еврея…Юлька
(тоже смеется). Действительно, папочка, а ведь не похож… Ну-ка, ну-ка, в профиль, позволь посмотреть… Серебрянко у нас мамочка, Модест! Я на фамилии мамочки. Разве я тебе не рассказывала? Почему-то они так решили, что для жизни удобнее Серебрянко. А странно, не правда ли?Модест.
В какой-то степени… Вообще-то родители были правы: Серебрянко понятнее, чем, скажем, Ашкенази… Мм… Ашкенази, Ашкенази… Как же, художника Ашкенази вспоминаю!..Юлька.
А он тебе нравится, милый? Ты его полюбил?Модест
. Мм… да… Мне кажется, я испытываю первое сыновнее чувство — расположения…Юлька
(Науму). Модест — он философ, гуманитарий, умница! Люби его, папочка, этого моего большого друга! (Обнимает отца.) Ах, мужчины, пожмите друг другу руки! Мужское пожатие руки — что может быть лучше!Модест
(протягивает руку). Здравствуйте.Наум
(смотрит на Юльку, после чего нерешительно здоровается). Да… Добрый день…Модест
(обаятельно улыбается). Ночь. Доброй ночи. Неважно, поверьте, я рад, сердечно… Будем знакомы: Модест.Наум.
Действительно… Ночь… Извините… Как бы не очень одет… (Хочет отнять руку — Модест не выпускает.)Модест.
Мм… Тем не менее, очень приятно… Приятно…Наум.
Спасибо… Пожалуй, пойду… Самолет… (Вдруг, с опаской смотрит на Юльку.) Мне тоже… Извините…Юлька
(рукой скрепляет союз двух мужчин). Милые мои, близкие люди. Все-таки я успела вас познакомить — слава Богу! До чего мне сейчас хорошо… Хорошо, Господи… Хотя и тревожно… А впрочем, хочется жить — правда? Очень хочется жить… Только я пока не понимаю, как мне это делать…Модест.
Заранее, дорогая, ничего невозможно предугадать. Поэтому правильнее будет — надеяться на все лучшее.Юлька.
Ты действительно так думаешь, Модест?Модест
(обаятельно улыбается). Если научиться довольствоваться подарками судьбы и не роптать — жить можно почти приятно.Юлька.
Ты — умный. Ты — добрый, великодушный, прекрасный!
Модест улыбается и кивает.
Я тебя очень люблю.
Модест кивает и улыбается.
Милый, милый…
И смотрят они друг на друга с такой нежностью, с такой лаской — по-хорошему не позавидовать трудно… Богу известно, что в эту минуту на душе у Наума. Но и ему, кажется, трудно оторваться от возлюбленных…
(Рассеянно.)
Папочка, скажи… Модест, милый, прости… Папочка, а где наша мамочка?Наум.
Там… у себя…Юлька.
Грозилась уйти ночевать к каким-то старым друзьям… Странная мамочка, именно сегодня… Она мне очень нужна. Спит?..Наум.
Не знаю… наверное…Юлька.
Разбудим? (Интригующе улыбается.)Наум.
Зачем?Юлька.
А сюрприз… (Модесту.) Да, милый?
Модест неторопливо кивает и обаятельно улыбается.
Хорошо бы, Модест, сегодня: ведь папочка уезжает… Ему же приятно узнать, что я с хорошим человеком… (С нежностью смотрит на Модеста.)
С милым, надежным… Как ты считаешь, ему будет спокойнее?
Модест улыбается, кивает.
(Шепотом.)
Я скоро… (Уходит.)
Наум и Модест молчат.
Модест.
Мм… Юля говорила… Мм… Мне казалось, вы едете в туризм. (Наум молчит.) Жаль, уезжают люди… Очень жаль… (Молчит.) Извините, неделикатный вопрос, возможно: с радостью нас покидаете?Наум.
Без нее.Модест.
Правда? И все-таки покидаете? Очень, мм… То есть, очень… Опять же, простите, но зачем вы это делаете? Человек должен жить там, где родился. Я убежден.Наум.
Мне тут плохо.Модест.
Но тут — родина.Наум.
Я — еврей. Моя родина — там.Модест.
Ну, зачем же так… Все же вы художник, человек культуры… Вам будет сложно меняться. Я бывал за рубежом, пытался себя представить там… Ничего не получалось. Увы.Наум.
Вы бывали, я — нет. Меня дальше Воркуты не ссылали.