– Арсан Дуолайя сытых люпит – ай‑яй‑яй! Колодный шаман батыр, айбасы кириккитте, бизда кой.
– Да ведь там тебя Оксана ждет! Всю ночь глаз не сомкнула…
– Окосана, – с тоской проговорил он. – Юрюнг… Юрко стытно. Алмас – як, кроши – як…
– Она тебя не за алмазы любит, и не за гроши… Вот ведь какие вы, мужики. Гордость у вас ! А девка мается.
– Батур тыала хотун! Эрын чуумпу айбасы! Окосана клятит – слой дух бизда, стена кириккитте, Юрко кундал бар! Ынеркия! Синьгами Юрко, санаабар! Потвик, как дыд Кур. Керой! Хатыныны тазыстыллар! Сачем Окосане корпа‑тый мутант?
– Так вы бы вместе супротив айбасов этих и воевали? – подхватила Сова. – Вместе‑то сподручней. Вот мы с твоим дедом такой им кириккитте устраивали! Такой эрын чумпу! А потом, ты же отмылся, красивый стал, мягонький. И даже горб вроде того… рассосался немного.
– Ни, баба Ыгылыз. Ойху‑дьарзаа, совсем батыр…
– Вот погоди, дождешься. Сосватает кто‑нибудь Ок‑санку, и будет тебе ойху. Колька‑крестник клинья бьет, с отцом вроде уж договорился. Даже американец глаз положил!
– Окосана каюк… Юрко плокой жених. Алмас – як… Бабка придвинулась поближе, толкнула плечом и заговорила шепотом:
– Да погоди ты! Если сразу с горбом‑то примет, куда потом денется? Без горба‑то за тебя любая дура пойдет! Она же тебя еще толком не рассмотрела. Только внутренние органы щупала, когда ты без сознания в козлятнике лежал. И не давай особенно‑то глазеть. В темноте с ней надо справиться… Ну это, кундал‑мундал свой проявить, ынер‑кию.
– Юрюнг, светло… Ночью шаманить ната, айбасы ки‑риккитте.
– А ты в подпол полезай! – придумала бабка. – У деда подземный ход есть, из сортира. А я Оксанку пошлю. Скажу, достань‑ка мне какой‑нибудь айбасы. Она залезет, а ты ее обласкай там. Разговор заведи – про свою тундару, про шаманство… Только смотри, не напугай!
– Тутан, тутан… Хатыныны тутан! Окосана юрюнг кур‑дук! Та Юрко ызык сапыл…
– Ничего, поймет! Когда тебе говорят «юрюнг» – оно всегда тутан. Если что, шаманской мове научишь. Да в темноте, Юрко, ты больше не языком, а руками работай. Да только не хватай сразу, как твой дед. А то и схлопотать недолго. И как в сириалах кажут, тоже не надо. А то ходят, ходят вокруг серий двести… Ну что, пошли, я тебе ход покажу?
– Баба Сава санаабар, мутрый баба, – подумав, сказал Юрко. – Как старый шаман…
Схватил котомку с луком и бубен, однако бабка отняла и на стену повесила:
– Я еще тот шаман! А это там тебе не пригодится.
Елизавета Трофимовна вышла из бани, огляделась – вроде никого, поманила за собой внука. Сортир стоял на отшибе, увитый буйным хмелем, а за ним уже начинались огороды и сараи: Куров все продумал, как ходить через границу незамеченным. Бабка открыла дверь:
– Иди!
– Айбасы! Слой дух!
– А ты думал, как? Чтоб тыала хотун, надо через всякие тернии пройти.
Внук зажал нос и скрылся в сортире. А Сова в тот же час побежала в хату, где дед с Оксаной сидели уставившись в телевизор и оба уже подремывали. Бабка поманила Курова пальцем и увела на улицу.
– Идем‑ка со мной, – прошептала соблазнительно. – Я тебе что‑то покажу.
– Куда? – Дед уже намеревался перебраться на кровать.
– В баню.
– Так, поди, уже остыла? – Он вдруг ожил и заозирался.
– Конечно, остыла.
– А что покажешь‑то?
– Узнаешь, пошли!
Куров пошел как‑то неуверенно, словно на ходулях, при этом ему что‑то мешало. Бабка завела его в баню и указала на полок:
– Ложись и спи!
– А показать?
– На! – Сова сняла со стенки бубен. – Учись шаманить!
– Ну, шаманить‑то я умею!
– А давай‑ка с тобой по рюмке! – задорно предложила. – Хватит дремать!
– Юрко не пришел? – сонно спросила та.
– Нету что‑то…
– Как бы его американец не подстрелил…
– Да где ему шаманов стрелять! Девок разве что, и то дурочек каких‑нибудь…
– А вот возьму и соблазню его, – с грустной мечтательностью вымолвила Оксана. – Он еще не знает коварства хохлуш. Пыжится чего‑то… Присушу, заколдую, обворожу – с ума сойдет. И потом с ним в его Америку уеду.
– В Штаты Соединенные?
– Мне теперь все равно – в соединенные, разъединенные. Да хоть в заштаты…
– Чего же так‑то?
– Прежнего Юрко не вернуть…
– Так уж и не вернуть?
– Бабушка, да вы сами подумайте! Ну как я с ним жить буду? Никакая грузинская кепка не поможет. Он ведь блаженный, если не сказать хуже. Даже поговорить нельзя, язык забыл… Самообман все! Надо завязывать! Уже на работу пора…
Она подошла к зеркалу и стала собирать свою распущенную красоту в незамысловатый узел на затылке.
– Тебя, конечно, никто не неволит, – ворчливо проговорила Сова.
– Мне вас с дедом жалко…
– Да мы‑то что? Нам он всякий хорош: блаженный с горбом, в тюбетейке с бубном…