Мутанты

Лучше бы уж к нему не возвращался дар речи!
С горем пополам удалось всучить ему бутылку водки, вроде как в долг. Родитель тут же выпил половину, закрутил крышку, поплясал немного – на манер вчерашнего, на второй заставе, и, когда ноги подломились, уснул на полу, привалясь к стене. Мыкола запер дверь и только вернулся на пост, как увидел на российской таможне крытый «УАЗ» администрации. С Пухнаренковым у Мыколы отношения испортились после «сладкого дела», поскольку тот подозревал прямое участие украинского таможенника в контрабандной операции. Времени с тех пор прошло уже достаточно, острота вопроса поистерлась, но Волков ухо держал востро, если на таможне появлялся сам глава администрации либо его подчиненные. Бывший кагэбэшник личного следствия еще не закончил, ибо затронута была его честь – под носом у чекиста протащили через границу два состава сахара. Поэтому Волков делал тупой вид, останавливал транспорт российской администрации на общих основаниях, производил полный досмотр по инструкции и тем самым как бы сдерживал ретивость Пухнаренкова.
Тот и рад был бы что‑нибудь предъявить таможеннику, но, понимая, что через границу приходится мотаться часто, а значит, и часто подвергаться придирчивому контролю, терпеть унижения, не очень‑то хотел обострять вялотекущее недовольство друг другом. А Мыкола сильно и не зарывался: проверяя автомобиль главы администрации, он как бы не замечал, что у того в багажнике, например, вместо допустимого количества беспошлинно провозимого коньяка – раза в три больше. Или что там имеется товар, подлежащий обязательному внесению в декларацию. Не замечал, но всем своим видом всегда подчеркивал, что заметил, тем самым подавая сигналы к примирению. Концом этого давнего противостояния могло стать обстоятельство вполне рядовое: если бы глава российской администрации первым подал руку. Только потому, что в приграничных районах существовало неписаное правило: с таможенниками надо дружить при любых обстоятельствах.
Но гордый чекист тоже чувствовал себя жрецом богини справедливости и, кажется, не собирался идти на мировую.
Да и сейчас случай был другой, когда следовало проявить максимум принципиальности. Не исключено, что пан Кушнер того и ждет, чтобы подловить на мелочи и потом довершить дело…
Разумеется, Вовченко с Чернобаем машину администрации не проверяли, напротив, откозыряли и открыли проезд. Дабы подразнить неприятеля, Волков тоже подошел к шлагбауму и будто бы приготовился надавить кнопку подъема, так что разогнавшийся водила едва успел затормозить и чуть не снес преграду. Напустив творческое безразличие, Мыкола указал жезлом в отстойник, а сам не спеша, походкой после‑инфарктного больного, прогулялся по терминалу. И заметил, как видеокамеры, управляемые Чернобаем, неотступно следуют за ним. Странного либо тревожного ничего в этом не было, скучающий прапорщик частенько развлекался тем, что подсматривал за соседней державой, ее гражданами и особенно гражданками, но такова у них, москалей, была привычка.
За рулем ржавого, истасканного «УАЗа», который Мы‑кола помнил еще со времен, когда был предриком, оказался знакомый хозяйственник администрации Кривохатко, мужик простой и, как все завхозы, вынужденно занимающийся контрабандой в виде бартера, то есть необходимой и обоюдовыгодной меновой торговли. В кабине находился еще пассажир, которого раньше Волков в Братково никогда не встречал, – на вид скользкий и такой же косоглазый, как сам Пухнаренков. Можно было поманежить их немного, устроить формальный досмотр, чтоб поволновались, если провозят запрещенные предметы, проверить документы и пропустить, но этот иногородний хлыщ, видимо не знавший местных порядков, оказался ко всему прочему еще и нетерпеливым.