– Мыкола! – одернула было Тамара, но, вглядевшись пристально, что‑то заподозрила. – Ты пил ночью? Физиономия у тебя припухшая. И фингал под глазом… Пил или нет, говори?
– Не помню, – искренне признался Шурка.
– Ладно, похмелись… Считай, мальчишник справлял… Ну, пей, чего?
– Это что?
– Водка, не отрава! Поправь головку.
– Не буду. – Он брезгливо отодвинул стакан. – Какой ужасный запах…
– Гляди‑ка, с чего это тебя отвратило? Перебрал, что ли?
– Не знаю
– Какой‑то ты квелый стал… Уж не влюбился ли? В Ок‑санку Дременко? Слухи тут доходили…
– Не знаю…
Тамара опять что‑то заподозрила, но теперь уже не всматривалась, а стала ощупывать его, теребить за волосы и мять уши. Он безропотно повиновался и лишь увиливал, когда было щекотно.
– Не пойму, – сказала наконец. – На вид Волков, а на ощупь – так вроде и другой мужик… Ты кто в самом деле?
– Не знаю…
– Погоди… А что ты тут делаешь? Это же не твоя таможня! Я на нашей шторки повесила, и диван был другой. Почти новый, реквизированный… И это что?
Указала на рукомойник, привешенный в углу. Потом выглянула в проем, отшатнулась и уставилась на Вовченко. А тот сидел и блаженно улыбался, накручивая на палец волосы.
– Ага! Кажется, догадалась! – Она убрала судок с салатом и, слив водку в четвертинку, завернула пробку. – Вы с Волковым таможнями махнулись? Это он так вздумал провести меня? Спрятаться? Думал в заблуждение меня ввести? Свидетельство тебе всучил, а сам за границу?
– Признавайся! Ты Вовченко?
– Не знаю, – растерянно проговорил тот.
– Тебе что, память отшибло?! Где Волков?!
– Я ничего не помню! Отпустите!
Тамара отпустила, схватила сумку и побежала вниз. В зоне контроля осмотрелась, пересекла границу, рванула на себя дверь на вторую лестницу. И чуть не упала, поскольку та оказалась незапертой. Одним духом преодолев шесть крутых пролетов, влетела на смотровую площадку. И тут ноги подкосились…
В святилище уже никого не было, только в часовом проеме сидела пара голубей.
– Волков?! – грозно позвала Тамара – Не уйдешь, Волков!
Ее голос громыхнул над Братково громовым раскатом, голуби взметнулись, словно от выстрела, и ветер промчался над крышами.
– Да я тебя… по следу! – Она потянула носом. – Как волчица, по следу пойду!
Тем временем жрец Вовченко выскользнул из своего храма и, озираясь, побежал куда глаза глядят…
Глава 13
Американец и с ним Дременко с переводчиком находились еще под глубоким наркозом, и если перебинтованного и рыжего от йода Джона уложили на раскладушку лицом вниз, то сопровождающие его лица спали там, где настиг сон, – перетаскивать их на кровати уже не было сил. Оксана сидела возле раненого, Сова все еще делала приборку, что‑то отмывала и отскребала, а дед метался от окна к окну или часто выскакивал на улицу.
А там уже встало солнце, и озаренная со стороны России хата была вся в длинных косых лучах и пятнах от зайчиков.
– Шел бы и ты спать! – прикрикнула бабка. – И не вертелся бы под ногами…
– Да я жду, когда начнется. – Он все‑таки присел рядом с Оксаной. – Чего он там?
– Температура нормальная, пульс тоже, – сонно отозвалась та. – Ничего ему не сделается…
– Что у вас с Юрком‑то не склеилось? Почему не поладили‑то? Беспокоюсь я за него, нет и нет…
– Поладили бы, да… убежал он. Через подпол…
– Ты его… не обидела ли? Может, слово худое сказала? Оксана в тот час стряхнула с себя осоловелое состояние и
– Не могу же я вот так, сразу… на шею броситься. Столько лет ждала! Хотела немного поломаться, я же девуш
ка видная еще, а он‑то… Чтоб цену мне знал, чтоб интерес у него был.
– Цену знал! – проворчал Куров. – Вечно так: вы ломаетесь – мы бегаем… Куда вот он пропал? Кургыттара его в душу! А почему ты спокойная такая?
– Надоело волноваться, привыкла. – Она пощупала пульс у раненого. – Придет, куда денется. Такие девушки, как я, на дороге не валяются!
– Такие девушки в старых девках остаются, – обиделся дед за внука. – Сначала ковыряются, все им не так… А потом кукуют!
– Будто вы не ковыряетесь! – подслушав их разговор, возмутилась Сова. – Ну прямо такие порядочные! Честные! Хоть икону пиши!