И уехал. А Дременко, перетерпливая боль, побежал к ку-ровской хате, дабы деда успокоить и ублажить, чего доброго, рассердится и откажется от сотрудничества — пока валандались с вручением паспорта, дело уж к вечеру шло. По дороге же вдруг осенила догадка: а что, если все эти случайные события и капризы деда не что иное, как хорошо продуманная комбинация Волкова? Просчитал все, настропалил Курова, зная его характер и устроил так, чтоб и батько Гуменник к митингу подоспел?
Сам же потом отмахнулся, отплевался — быть не может! Не такой он и умный, чтоб все предугадать и организовать. Это даже не сахар через границу перебросить. Но осадок остался и еще сильнее надавил на сердце.
Когда к деду в хату ввалился, вся грудь горела и слабость началась. Куров парадную свою гимнастерку уже снял и какой-то рваный кожушок напялил, шапчонку, кирзовые сапоги — кажется, наконец-то в разведку собрался. Бледный вид головы был замечен с порога:
— Что это с тобой, сват?
— На жаре притомился, — соврал Тарас Опанасович, обмахиваясь шляпой.
Невзирая на сопротивление, Куров уложил его на кровать за печку, галстук с шеи снял, а сам в стену постучал:
— Оксанка! Хватит языками чесать! Поди сюда, отцу твоему худо…
Минуты не прошло, крышка люка поднялась, и из подпола явилась неотложка с баульчиком. И вместо того чтобы послушать сердце родителя и лекарство дать, ворчать принялась:
— Как без присмотра — так и ходит небритый… Полюбуйся, тату, на кого ты похож!
— Пилюлю ему дай! — прикрикнул дед. — Валидолу или еще чего…
— Да нет же валидола!
— Тогда рюмку горилки налью!
— Нельзя, дедушка. — Оксана наконец приложила фонендоскоп к груди Дременко и послушала. — Тахикардия… Йодную сетку сделаю, полежит, оно и пройдет.
— Ты лечи, а мне пора. — Куров спрятал новенький паспорт в потайное место и повесил на шею трофейный немецкий бинокль. — Все-таки мутанты полезные существа. Не появись они в нашей державе, восторжествовала бы справедливость? Вернул бы я фамилию?
— Ты, сват, помни, — простонал с кровати Тарас Опана-сович, — они могут чужие мысли читать… Станешь искать, так не думай про них.
Дед проверил патроны в барабане.
— Ну, мысли-то свои я давно прячу… Иногда так глубоко сховаю, что и сам найти не могу. Скоро буду как Сенька Волков, ходить и думать — кто я?
— Трубку на вот, возьми! — дрожащей, потной рукой протянул голова мобильник. — Найдешь логово, сразу звони, немедля. Но условными фразами. Например, «Дядя здоров, шлет привет»…
— На второй заставе все равно не берет. — Куров спустил ноги в люк. — Там зоны нет, проверял, свой мобильник имеется.
— Как — нет? Москали ж новую вышку поставили!
— Поставили, а все равно не покрывает… У немцев тоже радиоперехват не работал. Место такое заколдованное. Там фашистские асы бомбы кидали — все мимо. Говорят, преломление воздуха, как в воде. По-научному называется «особая оптика атмосферы»… Ну, сват, выздоравливай!
— Докладывай лично мне, Степан Макарыч! — успел предупредить Дременко. Едва дед скрылся в подполе, захлопнув за собой люк, он вынул из ушей дочери фонендоскоп: — Говорят, тебя мутант ночью чуть не схватил?
— Почему чуть? Схватил, баловник…
— Ну?! И шибко напугалась?
— Да что его бояться? — усмехнулась она и достала йод. — Мохнатенький такой, и лапки горячие… Думала, к себе поволочет — не сволок. Чем-то на тебя смахивает, когда не бритый…
— Ты это брось, Оксана! И так сплетни ходят! Как вырвалась-то?
— Как от всех ухажеров… Баулом по морде, и легонько совсем. Сразу и бросил… Сам пугливый какой-то.
— Волков к тебе приставал ночью?
— Ох, тату! Легче назвать, кто не приставал. Даже Чернобай, и тот норовит — в угол, подальше от своих камер, и руку в трусы засунуть, охальник… Но все без толку, тату!
— Гляди, этот дурень свататься к тебе вздумал!
— Какой дурень? Прапорщик пограничный?
— Та ни, Мыкола Волков!
— Неужели? — искренне встрепенулась она. — Вот было б прекрасно! Мыкола хоть и с износом, да женщин любит. Ухаживает. Руку сразу в трусы не пихает. А только из служебной необходимости. Посватайся раньше, пожалуй, согласилась бы. Тамарки Кожедуб я не боюсь. Враз бы отбила, если б захотела…
— Ты в уме?!
— Да за любого бы пошла, кто позвал! Даже за Митю Чернобая… Но теперь поздно. Уезжаю я, тату, покидаю вас…
— Куда?!
— В Якутию эмигрирую, — обыденным тоном сообщила она. — Смирно лежи! И как же я стану йодную сетку тебе накладывать? На шерсть, чи шо? Может, постричь тебе грудь, тату? И побрить?
— А меня спросила?! В Якутию! — задохнулся и умолк Дременко.
— С бабушкой Совой посоветовалась. — Оксана принялась мазать йодом прямо из пузырька. — Мне женский совет требовался… Она благословила. Мы с ней так рассудили: что, в самом деле, я даром Юрко столько лет ждала? Сколько напрасных надежд на него извела, а сколько слез моих девичьих пролито? Юные годы свои впустую растратила, чтоб в покое его оставить?! Не дождется!
Отцовское сердце не выдержало, ворохнулось в груди несколько раз и остановилось…
Глава 4