– Хочет ли самый богатый человек Асинтона стать и самым щедрым, самым благоразумным?
– Не совсем ясно, – насторожился шеф. – До сих пор я не считал себя скрягой, довольно большие суммы жертвовал детдомам и интернатам для престарелых. И что в твоем представлении означает быть «самым благоразумным»?
Астрик рассказала об аэроноосе Сильвобрука. Казинаки долго молчал. Затем, криво улыбнувшись, проговорил:
– Хорошо, я потрачу энную сумму на это фантастическое изобретение. Быть может, тем самым спасу Асинтон. Но буду ли счастлив лично я, Грог Казинаки?
– Разве может быть несчастным тот, кто сделает счастливым других?
– Ты в этом уверена? Какая, однако, ты наивная. – Он с досадой стукнул по столу авторучкой с золотым колпачком. – Кстати, еще раз хочу напомнить о том, что ты катастрофически теряешь фирменный шарм: глаза уже не столь выпуклы, и губы приобрели некоторую полноту. В чем дело? Учти, фирме и мне дорога именно твоя некрасивость, ибо красоточек вокруг пруд пруди… Итак, предположим, я сделаю этот аэроноос. Означает ли это, что можно надеяться на твое расположение ко мне?
– Но я и так уважаю вас.
– Святая простота! – Он рассмеялся и схватился за голову: – Какой ты еще ребенок. Между прочим, я наметил на завтра поездку в приют доктора Валька. Возьмем с собой и ту девчонку, которая уверяет, что Шарп – ее сын.
– Шарп вчера умер.
Казинаки досадливо крякнул:
– Ах ты ж, черт возьми, опоздал! Ладно, неси свои чертежи, найму лучших инженеров, и посмотрим, что из этого выйдет. В конце концов, лестно, что можешь кого-нибудь осчастливить.
Дом на пустыре, неподалеку от «ПЛАТы», давно не привлекал внимания стражников – мутанты вели себя мирно, никому не мешали. Да и не самые заметные собирались здесь. Те же, кто мог внести беспорядок одним своим видом, находились вдали от людских глаз, в тайном приюте доктора Валька.
Никто из городской охраны не встревожился и не заподозрил ничего неладного, когда рядом с заброшенным домом на пустыре появился невзрачный сараюшка. В нем-то и поместили аэроноос Сильвобрука, странной конструкции установку из блестящего никелем металла: между двумя магнитными подушками висела сфера, величиной с футбольный мяч, покрытая пупырышками антенн. Стоило кому-либо оказаться в метре от этой сферы, как его мысли могли не просто стать известны множеству людей, но и определенным образом повлиять на них. Однако никто, кроме Сильвобрука, не знал, как запустить эту адскую машину. Лишь только она обрела реальность и он смог взглянуть на нее, пощупать и убедиться, что чертежи превратились в металлическую плоть, ему стало на миг страшно. По натуре Сильвобрук не был ни властолюбивым, ни тщеславным. Всю жизнь его изобретательская деятельность подогревалась одной лишь любознательностью: сработает ли и каким образом плод его вдохновения? Меньше всего при этом он думал о том, что его изобретение может принести какой-либо вред. Но в ту минуту, когда самый богатый человек Асинтона Грог Казинаки привел его в этот сарай и он увидел аэроноос уже не на бумаге, а наяву, его впервые охватил ужас от содеянного, и захотелось тут же уничтожить аппарат.
– Право, не знаю, что вы задумали, но эта штукенция чем-то смущает меня, – признался Казинаки, прохаживаясь вокруг аэронооса. – А ты довольна? – обернулся он к Астрик, которая, стоя чуть поодаль, тоже с некоторым беспокойством рассматривала аэроноос. Она неопределенно кивнула, и Казинаки нахмурился.
– Между прочим, – сказал он, – я бы хотел отстраниться от ваших замыслов: кто знает, что вы тут задумали. То есть никто не должен и подозревать, что я помог вам.
– Да-да, конечно, – закивал Сильвобрук, зябко поеживаясь и поправляя очки. – Разумеется, ни одна душа ничего не узнает. Вы так великодушны, и я, право, не представляю, чем могу оплатить вашу доброту.
– Что? Доброту? – Лицо Казинаки пошло пятнами. – Это кто сказал вам, что я добрый? – произнес он таким тоном, будто его обвинили в чем-то ужасном.
– Разве это плохо – быть добрым? – растерянно защитился Сильвобрук.
Казинаки хмыкнул:
– В наше время это не модно. Нынче котируются предприимчивость и сила воли. Так что, пожалуйста, не компрометируйте меня. А расчет за все это, – кивнул он на аэроноос, – я надеюсь со временем получить у моей сотрудницы, – Казинаки насмешливо посмотрел на Астрик. – Когда состарюсь, будешь по вечерам навещать меня и вслух читать детективы.
Он расхохотался и быстро вышел из сарая.
– Не понимаю я его, – задумчиво проговорила Астрик.
– Это человек, которому уже ничего не надо, поскольку он обладает всем, что захочет. Единственное, чего он лишен – это твоей симпатии, и поэтому несчастен, – заключил Сильвобрук после некоторых размышлений. – Удивительно, что ты расположила к себе этого монстра. Ох, знала бы ты, как мне сейчас не по себе от своего детища. – Он погладил ладонью никелированную поверхность сферы и вздохнул. – Нужно хорошо все обдумать, прежде чем запустить эту чертовщину. Ты веришь, что мысли звонарей, которых ты недавно так хвалила, очистят воздух Асинтона от злобы, ненависти, раздора?