Мутация. Начало

Перед отбоем всех проверили на предмет кожных изменений. Санинструктор велел всем раздеться и придирчиво осмотрел каждого. Всем измерили температуру и только потом объявили законный отбой.

Для Лёши прошедший день показался бесконечным и утомительным. Укутавшись в одеяло он моментально заснул. Ночью стреляли. В основном одиночными и пару раз очередью патронов на десять. Все эти звуки пробивались сквозь вязкий сон рядового Суслова, но усталость брала свое.

Утром, сразу после побудки, их вновь осмотрел медик, после чего все оделись и отправились завтракать.

— Слыхали, ночью шмаляли снайпера? — спросил Панарин. — Вот уж работенка не бей лежачего. И паек нормальный, и снаряга не то, что наша. И во всякое говно не надо лезть.

— Началось, — вздохнул Васюта. — У тебя тем больше нет никаких?

— А что, я не прав? — не унимался Панарин. — Получается, кому война, а кому мать родна.

— Так чего сам в снайперы не подался? — Спросил мрачный Дагаев.

— По зрению не прошел, — ответил боец, ничуть не смутившись. Он вообще не умел смущаться.

— По терпению ты не прошел. — сказал Васюта. — Прикинь, что снайперу целый день или всю ночь приходится неподвижно лежать на позиции. Ни поссать, ни посрать.

— Это когда против черных воюешь, — возразил Панарин, — а тут…

— Ты, пес, кого сейчас черным назвал?! — взвился Дагаев, вскочив с места. — Я тебе сейчас печень вырву, шакал!

— Ну, рискни, — ухмыльнулся Панарин и тоже поднялся.

— Отставить базар! — рявкнул Васюта.

Вся палатка повернулось к ним. Несколько десятков пар глаз смотрели на конфликтующих с интересом. Со всех сторон доносились подбадривающие возгласы. Все хотели драки.

Вошел ротный, аж целый капитан, и быстренько угомонил бойцов.

— Что за блеянье! — гаркнул он так громко, что, кажется, даже столовые приборы на столах вздрогнули. — Вы, что, бараны, здесь исполняете? Хотите по наряду схлопотать? Могу устроить.

Все как-то сразу сникли.

— Кто командир отделения? — спросил капитан грозно.

— Я, товарищ капитан! — Вытянулся в струну Васюта.

Капитан критически, словно бычка на рынке, осмотрел бойца. Потом сокрушенно покачал головой, развернулся и вышел.

Почти сразу возобновился стук ложек о миски. Бойцы доедали с удвоенной скоростью. Никто не болтал попусту. Панарин с Дагаевым тоже принялись быстро поглощать пищу. Но доесть многие не успели. Снаружи объявили общий сбор. Все разочарованно отставили тарелки. Кто-то еще пытался впихнуть в себя лишнюю ложку каши. Многие недовольно поглядывали на отделение Васюты, из-за которого завтрак прервался так скоропостижно.

Построились, получили сухое напутствие ротного. Расселись по машинам, заботливо заправленным и осмотренным перед выездом.

Семенов тронул с места плавно. За вчерашний день он сильно поднаторел в управлении тяжелой бронемашиной. Многие из них в чем-то поднаторели: кто в стрельбе по движущемся мишеням, кто в вождении, кто в командовании. Только Лёша не чувствовал в себе каких бы то ни было изменений. Кроме обиды на боевых товарищей, вчерашний день ему ничего не дал. Может сегодня будет лучше? Он очень надеялся, что у него появится шанс себя проявить.

Надежды рухнули к вечеру, когда оказалось, что ничего нового судьба ему не уготовила. Все повторилось с точностью до мелочей. Пожарные с ментами вытаскивали людей из квартир, а Лёшу заставили сопровождать самых хворых к эвакуационному автобусу.

И твари, как на зло, решили не появляться в поле зрения. Лишь раз Дагаев пальнул короткой очередью в мелькнувшую далеко в кустах долговязую фигуру. Но попал он или нет было непонятно.

И все!

Они вернулись на мост в теплых сумерках белой ночи. И вновь вонючая палатка столовой, дробный перестук ложек по тарелкам, осмотр дотошным фельдшером и тяжелый, липкий сон. Но перед тем, как уснуть, Лёшу посетила мысль, что он не досчитался нескольких человек в их палатке. Пять раскладушек пустовало. За ужином народ тихонько трепался. Тогда же стало ясно, что у бойцов обнаружилась температура и странности в поведении, во время выполнения боевого задания. Оказывается, у всех командиров отделений есть прямая инструкция наблюдать за поведением и состоянием подопечных. И о любых подозрениях сообщать сразу по прибытии на базу.

Этот приказ создавался не на пустом месте. В железной коробке, на жаре бывало некомфортно, невзирая на открытые люки. А выбираться на броню было настрого запрещено. Поговаривали, что этот запрет многими игнорировался с первых же дней спасательной операции, но формалист Васюта старался четко выполнять все приказы. Еще было доподлинно известно, что жара ускоряла процесс мутаций. И у некоторых, осмотренных с утра, к вечеру могли проявиться нехорошие и уже очевидные симптомы болезни.

Проблему отчасти мог решить кондиционер, но о такой роскоши приходилось только мечтать. БТР с номером 123 был откровенно и бесповоротно устаревшим. Как и другие машины, отрабатывающие задачи по зачистке города.