Эмма, так ее зовут, рассказала, что и как произошло три года назад. Об этом никто, кроме нас двоих с Джеймсом знать не может! Все встало на свои места. Теперь ясно, зачем нам пришлось так надолго уезжать, и каким образом у меня на руках оказался малыш… Джеймс говорил, что это случайность, ошибка, он не хотел так поступать. Я разочаровалась в нем окончательно еще до этого, поэтому задала лишь вопрос о том, где мама мальчика. На что, как сейчас помню, он ответил, что ее больше нет! Чем угодно могу поклясться, но он точно так и сказал. Тогда тем более я решила смириться с этим, а теперь… Эмма сказала, что давно знает, где он, но никак не решалась, так как уверена в том, что Джеймс не отдаст ей Арчи. Она умоляла вернуть ей сына. И я не знаю, что делать. Я понимаю ее как мать и буду честна — мне хочется просто уничтожить Джеймса за то, что он натворил. Я понимаю, что с ним говорить бесполезно, он ни за что не согласится. Для него вся эта история — давно улаженное дело. Эмма сказала, что еще тогда он заявил о том, что ни в какой роли не хочет ее видеть — ни как няню, ни даже просто как гостью в доме. Он вычеркнул ее из жизни, смыл как грязное пятно, о котором никогда более не хочет вспоминать.
Сегодня за завтраком я не могла на него смотреть. Мне было противно. Это невероятно, удивительно, как с виду в таком благодетельном красивом человеке может быть столько гнили. И как жаль, что я сразу ее не увидела, не почувствовала этот смрад. И чем дальше, тем хуже, тем больше мерзостей мне приходится узнавать. Сейчас я испытываю некоторое удовольствие от того, что у меня есть способ наконец втоптать его в грязь, заставить его почувствовать унижение. Вряд ли что-то сравнится с той болью, которую он причинил и продолжает причинять мне. И как оказывается, делает это с другими.
Завтра Эмма снова придет на пляж. Я обещала дать ей ответ».
25 октября
«Этот дневник НИКОГДА НИКОМУ не должен попасть в руки. Глупо рассказывать здесь то, что я хочу сказать, но мне нужно как-то справиться с эмоциями.
Я в невообразимом предвкушении. Все свершится уже через пять часов. Знаю, что не смогу уснуть, а значит, что придется делать как можно более убедительный естественный вид, и вообще проявить недюжинные навыки актерского мастерства, в наличии у себя которых я весьма сомневаюсь… Я чувствую трепет внутри, ручка выскальзывает из моих влажных рук.
Что ж, план запущен в действие, и отступать теперь некуда».
29 октября