Мутные воды дельты

Он поворачивается и плывет обратно, следом, решительно вздохнув, плывет Гарька. Я медлю. Конечно, я волнуюсь за Рафика, но плыть обратно, нырять… мне кажется, это не только бесполезно, но и опасно. Противоположный берег, где дом, теперь очень, очень далеко, и позвать на помощь некого. А остров… доплыть до острова, вылезти, отдохнуть на мягком теплом песке, пока не придет паром… А Рафик… А кто такой Рафик?! Антоха смотрит на меня и, кажется, читает мои мысли.

— Мы его не найдем, — говорит он убежденно, и его голос дрожит. — Там же глубина дикая! Это все бесполезно! Все, хана нам! Слушай, Ленька, на остров надо плыть и на паром! Скажем, что мы его сегодня не видели! Пусть сами ищут! Иначе нам такое будет! Надо пацанам сказать! Ну чо они там ныряют?! Чо они там найдут?!

Я слушаю его и неожиданно мне становится жутко и противно, наверное, отчасти потому, что Антоха озвучил мои собственные мысли. Его руки мелькают под водой, и он вопросительно и нетерпеливо смотрит на меня. Куда только девались его яркие веснушки?! — Антоха бледен, как рыбье брюхо, и от его выцветших глаз уже не веет абсолютной надежностью. Я начинаю злиться, потому что знаю, что наверняка выгляжу сейчас точно также, а, возможно и еще более жалко. Я заставляю себя повернуться и плыву туда, где уже ведут безуспешные поиски Венька и Гарька. По дороге я громко выкрикиваю имя пропавшего друга — с каждым разом все громче и отчаянней, потому что все больше уверяюсь в том, что Рафик меня не слышит, что мы его уже не найдем. Но куда он мог вот так неожиданно, беззвучно пропасть?! Куда? Но ответить на этот вопрос некому, а река молчит — ей нет дела до наших забот.

Где Рафик? И есть ли кто-нибудь там, внизу?

Мы ныряем долго, но единственное, чего мы добиваемся, — это того, что глаза наливаются кровью и болят, словно в них насыпали песку, уши закладывает, а легкие, кажется, вот-вот лопнут. В конце концов, к нам присоединяется и Антоха, но ныряет он неглубоко и больше мешает, и все время твердит, чтобы мы прекратили это бесполезное занятие.

— Надо на берег, — уныло бубнит он. — Пусть с лодками его ищут, пусть посылают кого-нибудь.

— Ну, где же он?! — кричит Гарька, чуть не плача, и мне тоже хочется зареветь от отчаяния и безысходности, а еще от страха. Я ничего не понимаю, но как же я теперь жалею, что мы все это затеяли. Что мы скажем дома? Что мы скажем родителям Рафика?

Только до дома нужно еще добраться. Остров ближе, чем тот берег, но он все равно далеко, он все-таки еще очень далеко, и теперь опять начинает словно отодвигаться, уплывать от нас. Горизонт уже занялся алым, и скоро вода начнет бликовать. Но странно — восходит солнце, а река не становится приветливее. Мутно-желтая вода тихо плещется в пропасти, над которой я плаваю, — есть ли кто-то там, внизу? Видит ли нас? А может уже плывет к нам? — что-то темное, бесформенное и кошмарное — все мои воплощенные детские страхи. Мне кажется, что все мое тело превращается в вязкий кисель, глаза словно заволакивает желтым туманом, и сквозь этот туман я слышу истеричный голос Антохи, постепенно утончающийся до комариного писка:

— … на берег… что скажем… будет такое… бесполезно… бесполезно… хочешь и нас утопить?!.. бесполезно… домой…

Гарька, который и так уже на пределе, не выдерживает. Он издает дикий вопль, который пугает лениво летящего мимо нас мартына, и тот несется прочь, суетливо взмахивая крыльями. Гарька же набрасывается на Антоху и начинает его лупить, крича:

— Заткнись! Заткнись! Заткнисьзаткнисьзаткнисьзаткнись!..

Антоха что-то кричит в ответ и пытается защищаться — вначале слабо, но постепенно входит в раж. Драться в воде очень сложно, и со стороны, если бы не обстоятельства, это выглядело бы довольно потешно — друг по другу они почти не попадают, только машут руками, бьют по воде, поднимая тучи брызг, то и дело окунаются с головой, захлебываются, отплевываются и орут друг на друга, словно татарки на базаре.

Венька не смотрит на них. Он поворачивается и снова ныряет, он все еще надеется найти Рафика, хотя, наверняка, тоже понимает, что это бесполезно. Я же плыву к дерущимся, собираясь как-то их разнять — не хватало, чтоб еще и эти потопили друг друга. Кроме того, они сильно все затягивают, а я не хочу здесь оставаться, я хочу на берег, я как можно быстрей хочу на берег, и если Веньке наплевать на драку, на все, если ему наплевать на всех нас, то это сделаю я. Но моей решительности хватает ненадолго: меня пару раз окунают в воду с головой, потом локоть Гарьки сильно бьет меня в нос, и я теряю интерес к драке, и отплываю в сторону. Мне очень больно, из носа сильно идет кровь и клубится в воде алым облачком. Венька уже вынырнул и смотрит на меня зло.

— Сам виноват! — бросает он. — Я… — он вдруг обрывает сам себя, уставясь на воду неподалеку от меня, и удивленно-испуганно, как-то совсем не своим голосом спрашивает:

— А это что такое?