Мутные воды дельты

И в этот момент вода возле дерущихся словно взрывается, и в воздух взметывается что-то огромное, темное, похожее на гигантское бревно, но только у бревен не бывает хвостов и бревна не бывают такими гладкими и живыми. Несмотря на толщину, оно удивительно легко и быстро изгибается и, словно хлыст, ударяет в то место, где застыли Антоха и Гарька. Я слышу душераздирающий крик, потом страшной силы удар о воду, словно с огромной высоты упала здоровенная доска, и еще какой-то странный щелчок. В туче брызг, подмяв под себя моих друзей, склизкое бревно, вильнув мощным хвостом — теперь я действительно вижу, что это хвост, уходит под воду, но не глубоко. Я вижу его. Я все время вижу его. Оно не меньше пяти метров в длину, и я, окаменев, смотрю, как оно описывает под водой петлю, разворачиваясь, и над тем местом идет небольшая волна. Гарька и Антоха, раскинув руки, расслабленно качаются на воде, в которой, набирая густоту, клубится красное, расплескиваемое волнующейся желтой водой, и для меня это происходит медленно, очень медленно — еще никогда ничего в моей жизни не происходило так медленно, словно время вообще умерло. Голова у Гарьки как-то странно вывернута, и глаза смотрят на меня и в то же время куда-то вверх, хотя лежит он на животе. Смотрят неотрывно и настойчиво, как будто Гарька собирается сказать мне что-то очень важное, но никак не может вспомнить, что именно. А потом рядом с ним вдруг распахивается пещера — точь в точь, как на страшном плакатике возле лестницы, где в волнах тонет нарисованный мальчик, но сейчас мальчик не нарисованный — все взаправду. В этой пещере без труда поместится взрослый мужчина, мне кажется, что в ней поместится даже весь мир. Нечто хватает Гарьку за бок, как щенок хватает домашний тапочек. Я успеваю заметить длинные желтоватые усы и бледно-желтый, ничего не выражающий тусклый глаз, а потом оно уходит в глубину и уносит Гарьку с собой, и мутная вода заливает его глаза, с хлюпаньем всасывается в раскрытый рот, и Гарька исчезает, качнув рукой с растопыренными пальцами, словно на прощание.

Кажется я заорал. Не помню.

А потом я полетел — куда-то очень далеко, и все вдруг превратилось в белый, пушистый, звенящий туман, и я летел все дальше и дальше и, наверное, улетел бы навсегда, но тут кто-то от души ударил меня по лицу, задев ушибленный нос, и я мгновенно вернулся в реальный мир и увидел перекошенное от ужаса лицо Веньки с подергивающимися, точно от сильной боли, сизыми губами.

— Ты видел?! — шепчу я и вцепляюсь ему в плечи. — Ты видел?! Ты видел?! — я уже кричу тонким девчачьим голосом. — Ты видел?!

— Пусти, а то еще врежу! — отвечает он мне таким же голосом. — Поплыли! Быстро! Плывем отсюда!

— Гарька… — бормочу я бестолково и не трогаюсь с места, — Гарька. Оно же утащило Гарьку.

С моего носа срываются крупные капли крови, падают в воду и мгновенно растворяются ней. Венька пихает меня в бок.

— Плыви, дебил!

Он бросает меня и уплывает вперед. Мои руки и ноги оживают и приходят в движение, и я несусь следом, но тут же натыкаюсь на Антоху. Он все так же плавает на животе, но одна его рука дергается, шлепает по воде, словно кого-то отгоняя. Я пытаюсь его перевернуть и зову Веньку, но он продолжает плыть, словно не слышит меня. Я в панике оглядываюсь — не поднимается ли где со дна темное бревно, но в желтой воде никого не видно. Тогда я снова начинаю дергать Антоху, и в конце концов переворачиваю его на спину, и он начинает отчаянно кашлять. Из носа и ушей у него течет кровь, а глаза заплыли, словно кто-то наставил ему фонарей.

— Быстрей! — говорю я Антохе и трясу его. — Быстрей.

В ответ он протягивает руку, хватает меня за шею, и я с бульканьем ухожу под воду и панически пытаюсь освободиться, но Антоха держит крепко, он навалился на меня и пытается забраться мне на плечи. Я наощупь бью его кулаком, и тяжесть с моих плеч исчезает. Я выныриваю, отчаянно кашляя и щурясь от боли в дважды разбитом носу. Антоха несколько приходит в себя — он не повторяет попытку ухватиться за меня, а пытается уплыть, но вместо того, чтобы направляться к острову, он описывает круг, центром которого являюсь я, точно решил поиграть. Судя по его диким, вытаращенным глазам, он совершенно ничего не соображает. Впрочем, я и сам мало чего соображаю — единственное, что я помню, — это то, что нам необходимо оказаться на острове. Остров — это безопасность. Остров — это жизнь. Если мы будем на острове, оно не сможет схватить нас и утащить под воду, как утащило Гарьку и, скорее всего, Рафика.

— Остров!!! — кричу я и машу рукой в ту сторону. — Туда плыви!

Заплывшие глаза Антохи принимают несколько осмысленное выражение, и он начинает барахтаться в нужном направлении. Постепенно он приходит в себя, плывет все быстрее и быстрее, догоняет меня а затем и вовсе перегоняет. Плывя, он издает какие-то странные звуки — что-то среднее между плачем и кудахтаньем, и слушать его очень страшно.