Мутные воды Меконга

Мы колесили обратно по той же дороге, по которой приехали сюда. Я уже и не надеялась понять наш маршрут, мне было все равно. Я сообщила Фунгу о своем желании пожить несколько дней в маленькой деревне, и мне пообещали, что с наступлением темноты мы окажемся как раз в таком месте. Тем временем я училась получать удовольствие от простого процесса езды по пышно зеленеющей округе, где на пути изредка попадались придорожные поселки. Я наслаждалась этой свободой: никто не указывал мне, как держать палочки для еды, не нужно было ломать голову, как поприветствовать новых знакомых, не нужно ежиться под неодобрительными взглядами моих сторожевых псов. Мне было спокойно, а дорога была такой ровной, что бесконечное нажатие педалей стало автоматическим, как ход поезда по рельсам. Мимо проносились пейзажи — достаточно медленно, чтобы я успела ими полюбоваться, но и настолько быстро, что интерес не успевал угаснуть. Сказочные зеленые поля наполнили меня умиротворением и счастьем, и я стала выкрикивать приветствия продавцам леденцов и крестьянам, копающимся в грязи, годовалым детям и усталым старикам.

Они отвечали улыбкой и взмахом руки. До меня докатывалась волна их изумленных возгласов:

— На велосипеде! Она говорит по-вьетнамски! Белая леди…

Фунг ехал рядом, чтобы попрактиковаться в недавно выученных английских предложениях. Его произношение заметно улучшилось, хотя его больше интересовали новые слова, а не построение осмысленного диалога. В заднем кармане я хранила маленький словарик, и мы крутили педали, обмениваясь обрывочными фразами и отдельными словами.

— Когда ты надела бвуки, я думай — ты старая зенсина. Когда ты надела… — он стал вспоминать слово, потом постучал по ноге тыльной стороной ладони чуть выше колена, — я думай — ты молодой зенсина.

— Спасибо.

Он был тощий, как цапля, с нависшими веками и леденящими душу полированными когтями на обеих руках. В честь торчащего золотого зуба я из чувства противоречия прозвала его про себя Клыком. Несмотря на то что он сделал мне комплимент, я дала себе обещание отныне носить только бвуки, даже в раскаленный полдень.

Примерно тысяча слов, которые я запихнула себе в голову перед отъездом, теперь вспоминались с трудом. Мне так не терпелось выучить язык поскорее, что я пропустила мимо волнистые косые черточки и точки над каждым новым словом. А теперь выяснилось, что это были важнейшие маркеры произношения — ведь по-вьетнамски больше поют, чем говорят. Без них мою речь понять было невозможно. Простое слово вроде «ма» имело дюжину значений, от рисового зернышка до лошади. Поскольку каждое слово могло произноситься в нескольких тоновых вариациях, вероятность неправильно понять даже элементарное предложение возрастала до астрономических пропорций.

Я вгляделась в свежий список новых слов, переводя взгляд с бумаги на ухабы и дорогу. Фунг протянул руку, отнял у меня листок и, едва взглянув на него, убрал в карман рубашки. С момента начала нашего путешествия такие листочки пропадали у меня регулярно. Я подозревала, что рано или поздно они окажутся в одной из папок какой-нибудь правительственной организации, занимающейся борьбой со шпионажем. Мне стало любопытно, какие глубокие заключения смогут сделать чиновники на основе моей писанины, и я едва удержалась от искушения нацарапать инструкцию от имени ЦРУ, адресованную Фунгу на школьном английском, и подождать, пока он не выхватит ее у меня из рук.

Он вдруг вырвал у меня словарь и стал искать в нем новое слово.

— Не лениться! — рявкнул он и уехал вперед, сжимая в ладони мой словарь.

Мы ехали весь день без остановки, до наступления тропических сумерек. Движение стало гуще, и заливные луга по обе стороны дороги сменились убогой и плотной городской застройкой. Стемнело. У нас не было ни фар, ни отражателей; не было их и у грузовиков, которые с грохотом проносились мимо.

— Долго еще? — раздраженно спросила я.

У меня болел зад, и вылетающие из ниоткуда машины действовали на нервы. Если мои гиды знали, что ехать придется ночью, наверняка не стали бы останавливаться на обед на целых три часа?

— Двадцать минут, — сказал Фунг.

Через час мы все еще ехали бампер к бамперу с другими велосипедами на выезде из крупного города. Держащие путь домой городские жители везли на ржавых велосипедах все самые невообразимые грузы — от здоровенных свиней до тридцатифутовых бамбуковых стеблей, тянувшихся вслед за ними, как хвосты доисторических ящеров. Несмотря на обстановку, они вели себя дружелюбно и старались по возможности пристроиться рядом со мной, широко улыбались и произносили странные английские фразы, запомнившиеся не иначе как по контрабандным пластинкам Брюса Спрингстина и Мадонны.