— Ну что, Сергей Вадимович, будем оформлять… — по-деловому произнес толстяк, передавая мои права подошедшему сержанту. — Превышение скорости, при ограничении в сорок километров составило… Шурик, сколько там у нас на радаре выскочило? — спросил он напарника.
— Сто семь лупил, товарищ старший лейтенант, — отрапортовал Шурик.
— О! — оттопырив указательный палец и ткнув им «в небо», произнес толстый. — Штраф солидный, а то и запросто прав лишиться можно! Это раз! — загнул он оттопыренную «сосиску». — И сопротивление сотрудникам милиции — это два…
— Командир, какое сопротивление! — возмутился я.
— А чё, зря мы за тобой столько гнались? — хитро прищурился мент. — Топливо казенное жгли? А нам его, между прочим, хер да маленько выделяют! Да за каждый лишний литр потом спросят…
— Командир, послушай, — я взял толстяка под руку, — я ж не со злым умыслом: говорил же — задумался! Готов возместить все затраты на месте: и штраф, и топливо, и моральные издержки. И вам хорошо, и мне без геморроя! Ну, договорились?
— Ну, давай, договаривайся, — вальяжно произнес толстяк, сняв с головы фуражку.
— Другой разговор! — Я достал из барсетки зеленую хрустящую купюру с портретом Бенджамина Франклина и опустил её в фуражку. — Я думаю, инцидент исчерпан?
— Более чем! — довольно произнес толстяк, надевая фуражку с исчезнувшей в ней купюрой обратно на голову. — Счастливого пути, Сергей Вадимович! В следующий раз будьте внимательней за рулем! Шурик, верни товарищу документы!
Сержантик подошел ко мне и, протянув документы, как-то несмело поинтересовался:
— Извините, Сергей Вадимович, а вы не тот самый Сергей Вадимович Юсупов — известный писатель?
— Шур, ты о чем? — Толстяк в недоумении уставился на напарника. — Откуда ему здесь взяться? Да и не тянет он на известного — молод слишком.
— Да он это, он! — почему-то шепотом произнес сержант. — Я его по телику один раз видел. А у меня память на лица — сам знаешь…
Вот же, ёшкин кот — и здесь узнали! Вот и пожил тихой и незаметной жизнью простого гражданина.
— Кх-м! — Подобравшись, кашлянул толстяк, втягивая живот. Даже в росте из-за этого прибавил. — Действительно, что ли, он?
— Мужики, не меньжуйтесь — это действительно я, Сергей Юсупов, — я решил не томить милиционеров.
— Вот же дерьмо! — в сердцах выругался толстяк, но тут же спохватился:
— Сергей Вадимович, это я не вам! Просто… как-то… ну… нехорошо получилось…
— Да ладно, какие обиды — сам виноват! Надо было на дорогу смотреть, а не витать где-то там… — Я махнул рукой в неопределенном направлении. — А вдруг кто-нибудь под колеса выскочил бы?
— Сергей Вадимович, — толстяк потянулся к фуражке потной рукой, — мы все вернем…
— Не надо! — остановил я «душевный порыв» старлея. — Мой косяк! Стопудовый! А за косяки я привык отвечать! Так что оставь — не обеднею!
— Да неудобно, как-то, — замялся толстяк, — вы же все-таки известный…
— Неудобно — штаны через голову одевать, — перебивая толстяка, усмехнулся я. — С обычного чела, небось, взял бы и не мучился угрызениями совести? Чем я хуже? Я такой же, как ты, или, вон, Шурик! Так что все, замяли! Дай мне почувствовать себя обычным человеком!
— Ну, как хотите, — согласился толстяк, — нам такая «прибавка к пенсии» не помешает. Мы ж не просто так берем — жить как-то нужно, — начал оправдываться он, — в магазине цены какие? А зарплата?
— Да знаю, я… э… Тебя, кстати, как зовут? — спросил я толстяка.
— Семеном, — ответил старлей.
— Знаю я все это, Сеня, — продолжил я. — Не на Марсе же живу…
— Как сказать, как сказать! — Очередь усмехаться перешла к толстяку. — С вашими-то доходами вы действительно на Марсе живете. Каждую копейку не считаете! Откуда ж вам знать, как простой народец суетиться для прокорма? — горько произнес Семен.
Н-да, неувязочка вышла: в этой реальности я не бедствовал. Поднялся при Союзе, еще в шестнадцать лет. При перестройке тоже деньгу неслабую зашибал… Это в той, родной вселенной, я вместе со всеми дерьмо из общего тазика хлебал огромной ложкой! Ну откуда простому менту об этом знать? В этом мире об этом не знает никто!
— Послушай, Сень, были времена, когда мне тоже несладко приходилось! Но я не терял надежды, вот и ты не теряй! Одно тебе могу лишь сказать — скоро будет еще хуже!
— Хуже чем в девяносто втором? — полюбопытствовал толстяк.
— Примерно…
— А когда начнется? Что делать надо? — посыпались вопросы.
— К середине августа, — поделился я информацией, — придет большой трындец. Если есть возможность разжиться валютой — действуй. Рубль скоро станет не дороже конфетных фантиков. Так-то.
— Нет, Сергей Вадимович, вы серьезно? — влез в разговор молчавший до этого Шурик.
— А ты думаешь, что это сюжет очередного романа?
— Ну, вы же писатель, как-никак…
— Ага, еще и фантаст… Эх, Шурик, действительность иногда бывает пострашнее любых ужастиков! — вздохнул я. — Рубль рухнет — зуб даю! Мои знакомые аналитики предсказывают стопроцентную вероятность, — свистел я без зазрения совести. — А им я привык доверять.