Муза для темного мага

В молчании мы поднялись в апартаменты управляющего на втором этаже. Я поразилась, как кэммин Ивинг одними быстрыми штрихами сумел так точно передать вид из окна, что не оставалось сомнений: это та самая спальня.

– Его стол, – прошептала луксурия Вальрис. – Вам ведь он нужен?

Я кивнула. Рональд четко дал понять, куда именно нужно заглянуть – в тайник в тумбе. Но для этого сначала нужно вытащить ящики.

– Вы позволите?

Хозяйка дома кивнула и, явно нервничая, отошла к окну.

«О Творец, только бы это не был счет за краски, – взмолилась я. – Или еще что-то такое же нелепое!»

В самих ящиках как раз хранились счета и книги расходов, за этим столом, пребывающем в идеальном порядке, управляющий Ивинг работал. На зеленом сукне лежала папка с документами, придавленная красивым пресс-папье в виде раковины, стояли в подставке карандаши и перьевые ручки, чернильница-непроливайка до краев была наполнена чернилами.

– А где он писал картины? – удивилась я: не ожидала увидеть в спальне творческого человека столь идеальный порядок.

– В мастерской на первом этаже. Если хотите, я покажу. Рон очень любил писать городские пейзажи с видами улиц, старыми домами…

Значит, кэммин Ивинг умел разделять дело и хобби. Да что там, он и после смерти вел себя так разумно, что не каждому призраку под силу: точно знал, чего хочет.

Я вынула один за другим ящики и аккуратно поставила на пол. Луксурия Вальрис, справившись с чувствами, подошла ближе, замерла в ожидании, комкая платок. Темный маг встал за ее спиной, готовясь подстраховать, если женщина упадет без чувств.

Я сунула руку в нутро тумбочки, но не дотянулась до стенки, пришлось встать на колени и по пояс сунуться в образовавшийся проем.

– Шайни, осторожно, – попросил луксур Таэр.

Я чуть не фыркнула. Есть из-за чего волноваться! Он что, полагает, меня затянет порталом в другой мир? Или тумбочка укусит меня?

– Я максимально осторожна, – проворчала я, обвыкаясь с полумраком.

Глаза привыкли, и я увидела, что к задней стенке тумбы приклеен большой конверт из коричневой оберточной бумаги, по цвету не отличимый от древесины, – не сразу и заметишь тайник, даже зная, где искать. Я потянула за край. Не рассчитала силу, мне казалось, конверт держится крепко, а в итоге я вылетела вместе с ним наружу, и, что самое неловкое, на пол выплеснулось содержимое – десятки карандашных набросков. Они разметались по полу, укрывая его пестрым ковром.

– Простите меня! – Я вскочила на ноги.

Ответа не последовало. Луксурия Вальрис, широко распахнув глаза, завороженно разглядывала рисунки. На каждом из них была она…

Вот юная девочка качается на качелях, подвешенных к ветке. Волосы развеваются от ветра, лицо запрокинуто навстречу солнцу.

Вот девочка-подросток наклонилась над цветком и бережно обнимает бутон двумя ладонями.

Вот прекрасная девушка готовится к первому выходу в свет. Волосы собраны в высокую прическу, на обнаженной шее тонкая нить жемчуга, глаза растерянные.

Вот дама в подвенечном платье…

Значит, такую тайну скрывал рабочий стол Рональда Ивинга. Когда никто его не видел, по ночам он, спрятавшись от всех, рисовал и рисовал лишь ее, свою единственную любовь. Не докучал ей своими чувствами, оберегал от ненужных волнений. Просто всегда был рядом, ничего не требуя взамен.

– Посмотрите! – воскликнула я, заметив на одном из карандашных набросков, где была изображена луксурия Вальрис в простом домашнем платье, такая уютная и милая, несколько строк.

Я узнала почерк, хотя призрак успел написать всего два слова: «Скажите ей».

Хозяйка дома протянула было руку, но отдернула ее.

– Я не могу…

– Прочитать вам?

– Да-да! Пожалуйста! – Луксурия Вальрис без сил опустилась на банкетку и прикусила нижнюю губу.

Даже у меня от волнения лист в пальцах ходил ходуном.

– Это стихотворение, – прошептала я. – Называется «К Элизе».

– Это я. Элиза – это я.

Я собралась с силами и прочитала вслух все, что было написано.

Как мне сказать тебе, что я люблю,

Ведь немота мои сковала губы.

Я каждый день и час благодарю

За образ твой. Жаль, карандаш мой грубый

Не в силах передать моей любви.

Пусть я умру.

Но ты живи, живи…

Живи, цвети, лети, мечтай и вдаль

Иди походкой легкой, без печали.

Иди светла, забыв про грусть, и знай,

Что смерть меня совсем не огорчает.

Ведь каждый день встречал с улыбкой я,

И покидаю я его с мечтою,

Что ты идешь. Идешь легка, светла…

Я провожу тебя своей любовью.

Луксурия Вальрис рыдала, больше не стесняясь слез. Мой темный маг, обычно такой отстраненный и невозмутимый, стоял рядом, положив ладонь ей на плечо, а потом вынул из кармана свой собственный носовой платок и вложил женщине в руки.