Муза, где твои крылья?

Во-вторых, если на самом деле все не так лучезарно, верить в лучшее всегда выгоднее: тогда человек занимается своими делами и ни о чем не волнуется. Когда у кого-то будут к вам серьезные претензии, вы об этом узнаете. А пока никто ничего не говорит, радуйтесь, что вам не мешают, не действуют на нервы и не крутят мозги. И работайте над собой!

Зачем же мы мешаем себе сами?

Некоторые так старательно верят, что все плохо, потому, что они за этой придуманной преградой прячутся. Они сами боятся своей мечты, но им не хочется признаваться (в первую очередь себе), что никто им на самом деле не мешает.

Гораздо проще и приятнее верить, что это все из-за других. Это они не дадут, не поймут, не поддержат и засмеют. И лучше даже не пробовать. Ничего, кроме позора и разочарований, не будет. Но почему же мы сами себя отговариваем от чего-то, чего нам очевидно хочется?

Не того хотим

Часто виновато все то же давление социума: кто-то вколотил в нас идею, что определенные вещи имеют право на существование только в определенной форме.

Например, живопись может быть только станковой. Только исполнение на рояле Моцарта и Баха есть настоящая музыка. Если пластика — то только керамика и скульптура (а цветные фрукты из полимерной глины — это несерьезно).

Правила могут быть какие угодно, и часто — противоречивые. Одних приучили, что, если чем-то заниматься, то только серьезно. Либо ты бросаешь все и занимаешься только этим, со стопроцентным риском и такой же отдачей, либо не говори вообще, что ты этим занимаешься. Нельзя рисовать вечерами, лепить по воскресеньям и петь после работы в баре. Либо все, либо ничего! С такой же силой где-нибудь на соседней улице кого-то убеждают, что искусством можно заниматься только в виде хобби. А делать из этого профессию или бизнес — утопия или безответственность.

Не так хотим

Многих вырастили с идеей, что хотеть творческую профессию — это вообще-то плохо. И если кого-то постигла такая судьба, то надо к этому относиться как к горю в семье. Но иногда — бывает. Причем единственный случай, при котором «ничего не сделаешь», описывается как некий врожденный порок: вот были в семье люди как люди, а один — рисовал (пел, играл на инструменте, танцевал) чуть ли не с пеленок. И что с ним только ни делали, в какие только кружки ни отдавали — он всегда хотел заниматься только этим своим странным делом. В конце концов его оставили в покое, смирились, и он в своем деле состоялся. Но у него — врожденное!

Аргументируя таким образом, нам объясняют, что все остальные вообще-то имеют выбор и не больны никакой страшной врожденной болезнью, а просто «дурью маются» и посему среди описанных выше несчастных им делать нечего. Мир успешных творческих личностей населен психически больными, одержимыми гениями, и конкурировать с ними могут только им подобные вырожденцы. То есть — если тебя это не занимает и не гложет с пеленок, значит, это не твое. Равно как и не твое, если ты похож на нормального человека, не мечущегося между маниакальными приступами творчества и депрессивными безднами творческих кризисов. Все знают, что «эти» — которые «обречены» на свой выбор, все равно всегда будут сильнее тех, кто «не прирожденный гений», поэтому среди них состояться никогда не получится. Так и будешь всегда во вторых и третьих рядах, никогда не дотянешься до одержимых. Потому что они кладут на этот алтарь все, что у них есть, и нормальным людям с этим конкурировать бессмысленно.

Хотим слишком много

Еще один враг многих — большие амбиции. Опять же — часто эти амбиции привиты какой-то авторитетной личностью. Но не всегда. Иногда никто ничего не говорил, никто в семье подобным не бредит, а у ребенка с детства громадные цели. К сожалению, эти большие желания и мечты часто людей парализуют, потому что более скромные альтернативы блекнут на их фоне.

Многие даже и не начинают заниматься чем-то творческим, потому что их терзают мысли о том, кого они не смогут переплюнуть. Они ходят по музеям, любуются шедеврами Дюрера и Брейгеля, и мысль о том, что они никогда так не смогут, отбивает у них всякое желание даже попробовать.

Другие мечтают заниматься скульптурой, и им хочется вершить монументальные проекты, ваять гигантские памятники и ворочать тонны камня. То, что любой такой работе предшествует попытка сделать более мелкий образец, их не интересует. Маленькое их не вдохновляет до такой степени, что они даже не пробуют. А к большому, может быть, никто без опыта не подпускает. А пытаться самому — не хватает денег, места, средств и знаний.

Я слышала много таких аргументов и до сих пор не знаю, являются ли они отговорками или люди действительно настолько негибкие, что альтернативное решение не способно порадовать их совсем.