Или вернемся к истории с обедами: человек со всех сторон сделал хорошее: была проделана работа, получился красивый результат, его опубликовали — приятно показать, полезный пункт в биографии, за работу были получены деньги. И за все это человеку должно быть стыдно или хотя бы неловко, потому что, пока все это делалось, кто-то съел что-то не то? (И обвинитель связывает одно событие с другим просто потому, что он себе придумал, что за каждый его завтрак, обед и ужин несет ответственность кто-то другой?) Кому здесь должно быть стыдно? Самостоятельному, успешному художнику, занятому своим делом, или взрослому мужчине, который ведет себя как ребенок?
Любые разговоры о деньгах, потраченных на дорогие инструменты, рабочие материалы и прочее, можно свести к тому же самому. На что будут потрачены деньги, если мы не купим объективы, планшеты и прочие полезные вещи? На игровую приставку? Если сопоставить эти два желания — кому должно быть больше стыдно? Тому, кто хочет купить очередной инструмент зомбификации, чтобы тупо тыкать в него четыре часа в день, или тому, кто купил инструмент, с помощью которого будет учиться, развиваться и зарабатывать деньги? На что еще можно променять искусство, рабочие материалы, технику, поездки? На еду? Одежду? Вечеринки? Игрушки? Если начинать разбирать, какие из желаний более духовны, благородны и возвышенны, еще неизвестно, что получится.
История с детьми — вообще отдельная бесконечная песня. Многие считают, что попытка «избавиться от детей» ради того, чтобы спокойно заниматься своим творчеством, — это преступно, ужасно и признак крайней бессердечности. А многие хорошие мамы считают, что лучше очень скучать по ребенку половину дня, а потом пару часов в день (когда осталось только пообщаться пару часов, покормить его и уложить спать) очень ему радоваться, чем двадцать четыре часа в сутки на него орать, потому что просто не выдерживают нервы.
Итак, прежде чем терзать себя и испытывать глубочайшее чувство вины за свои творческие порывы, стоит проанализировать происходящее и постараться не погружаться в эти эмоциональные бездны слишком опрометчиво.
У нас однажды был разговор с женщиной, пережившей гражданскую войну в своей стране. Она рассказывала, как все сразу стало очень плохо, многие уехали из города, другие перестали ходить на работу, из-за этого многое уже не могло функционировать.
Раньше, если что-то ломалось, кто-то приводил это в порядок в обозримые сроки. Теперь стало неясно, кто этим занимается, кто отвечает за починку и остались ли вообще люди, умеющие починить такое. Таким образом, если в домах отключали воду, ее могли не включать неделями и месяцами. То же самое происходило с отоплением, со светом, газом, заклинившими дверьми и разбитыми окнами. Все, что можно, прикручивали на места своими руками, как попало. Общий уровень жизни стремительно падал — все становилось проблемой. Многие дома пережили целую (очень дождливую) осень с отключенным отоплением, а потом еще и зиму. Люди постоянно мерзли, не знали, во что завернуться. Стены были настолько сырыми, что от них отодвигали кровати. И ничего невозможно было делать, потому что без одежды было холодно, а завернувшись в десять одеял и толстых одежек, люди обездвиживались.
Описывая все это, женщина перешла к очень интересной теме: она начала рассказывать, как все эти ухудшения в жизни начали убивать в людях волю. Раньше я не задумывалась о том, что это вообще такое — воля. Воля к Жизни, воля к совершению каких-то усилий. То, что нами движет, когда мы даем отпор обидчикам, продвигаем свои идеи, проекты, мечты, совершаем работу, а за пределами работы — улучшаем что-то в себе или вокруг себя, делаем что-то для души. Воля — это какой-то внутренний двигатель, топливо, механизм, приводящий нас в движение.