Азарин немного подремала перед рассветом и с первыми лучами направилась в храм Такры, чтобы обмыться. Вернувшись, она начала искать Эрил-Фейна. Его не было ни в столовой, ни в казармах, ни на тренировочном дворике, ни в командном пункте. Она спросила у дозорного капитана, и ее и без того крепкая солдатская спина напряглась. Женщина не проронила ни слова, просто развернулась на пятках и пошла прямиком туда, где прятался Эрил-Фейн. Дорога дала время ее злости и обиде обернуться чем-то холодным.
– Эрил-Фейн! – окликнула она, входя в павильон.
Он стоял в шелковых санях. Мужчина изучал механизм, но при звуке ее голоса обернулся.
– Азарин, – чересчур сдержанно ответил он. Эрил-Фейн ожидал и боялся ее прихода. Ну, пожалуй, «боялся» – это слишком сильно сказано, но он прекрасно знал, как она прокомментирует его затею.
– Куда-то собрался? – поинтересовалась Азарин ледяным тоном.
– Конечно нет. Думаешь, я бы тебе не сказал?
– Но ты обдумывал этот вариант.
– Я обдумываю все варианты.
– Что ж, этот можешь исключить. Преимущество полностью на их стороне. Эта штука выдержит, сколько, четверых бойцов, чтобы напасть на богов и призраков на их же собственной территории?
– Я не хочу нападать на них, Азарин. Я хочу поговорить.
– Думаешь, они станут говорить с тобой?
Азарин сразу же пожалела о своем тоне, который вызвал призрака мужчины, шагнувшего в ясли с ножом. С тем же успехом она могла обозвать его убийцей и покончить с этим.
– Прости, – закрыла глаза. – Я не хотела…
– Пожалуйста, никогда больше не извиняйся передо мной, – едва слышно прошептал он.
Эрил-Фейн жил с таким неподъемным чувством вины, что любые извинения наполняли его стыдом. Вина за то, что он сделал в цитадели, была как постоянный кислотный ожог в желудке. Вина за то, чего он не сделал, отличалась – скорее ножевое ранение, чем ожог. Каждый раз, когда он смотрел на Азарин, то встречался с пониманием, что его неспособность… преодолеть… то, что с ним сделали – и что он сделал, – лишила ее жизни, которой она заслуживала. Слышать слово «прости» из ее уст… от этого ему хотелось умереть. Всем остальным удалось собрать лохмотья и сшить из них пригодную жизнь. Почему же он не смог?
Разумеется, никто из них не был особым подопечным богини отчаяния, но Эрил-Фейн не делал себе поблажек по этому или какому-либо другому поводу.
– Я просто изучал их, – сказал он, покидая аппарат. – Все равно мне вряд ли удастся ими управлять. Но если сегодня нам не придет никаких вестей от Лазло или… – Он не знал, как закончить предложение. Или от кого? Его дочери? Она мертва. От другого ребенка, выжившего в его бойне? Кислота начала разъедать стенки желудка. – Нам нужно будет подумать о том, чтобы вернуть Солзерин и попросить ее о помощи. Нельзя и дальше продолжать существовать без контакта. Незнание сожрет нас живьем. – Мужчина вздохнул и почесал подбородок. – Нужно как-то решать проблему, Азарин. Сколько они протянут в Энет-Сарре?
Это место располагалось чуть дальше по реке, куда сбежали люди. На протяжении многих лет шли разговоры, чтобы возвести там новый город и начать все заново, освободившись от тени серафима. Но нельзя просто так взять и за одну ночь переселить тысячи людей, чтобы построить лагерь в полях без каких-либо удобств. Начнутся болезни, беспорядки. Они обязаны вернуть своим людям дом. Они обязаны обезопасить его.
– Мне послать за ней кого-нибудь? – спросила Азарин, смирившись, но не раскаиваясь. – За Солзерин.
– Да, пожалуйста. Если она придет. – Эрил-Фейн думал, что да. Солзерин не из тех людей, кто отказывается помочь в час нужды. – Я иду в храм. Хочешь присоединиться?
– Я уже была там.
– Значит, увидимся позже.
Он устало улыбнулся ей, развернулся и ушел. Глядя ему в спину – такую широкую и невероятно сильную, – Азарин гадала, сможет ли он когда-нибудь повернуться, по-настоящему повернуться, и снова пойти к ней.
25. Сломанная игрушка Изагол
Азарин влюбилась в Эрил-Фейна, когда ей было тринадцать.
За неделю до этого состоялась ее церемония элилит; татуировка – венок из цветов яблони – была по-прежнему очень чувствительной, когда художница, Гулдан, пришла проверить, как она заживает. Азарин впервые выпала возможность побыть с ней наедине. Во время церемонии их окружали все женщины из ее семьи; теперь же они были только вдвоем, и Гулдан смущала ее своим проницательным, оценивающим взглядом, будто больше изучала Азарин, нежели татуировку.
– Дай посмотреть на твои руки, – сказала женщина, и Азарин неуверенно протянула их. Она не гордилась своими руками, огрубевшими от починки рыболовных сетей и местами со шрамами от скользкого ножа. Но Гулдан провела по ним пальцами и одобрительно кивнула. – Ты сильная девушка. Но храбрая ли?
От этого вопроса по спине Азарин побежали мурашки. В нем крылись секреты; это чувствовалось. Она ответила, что надеется на это, и пожилая женщина дала ей наставления, которые навсегда изменили ее жизнь.