Музей

- Как же он согласился сейчас на выставку Перхоты, после всего?

- А кто его спрашивал? Ему предложил тот, кто сделал его директором. За все надо платить. Тут не до старых счетов. Да и для музея, согласись, честь выставить мировую знаменитость.

Элоиза задумалась. Я ее не торопил.

- Девичья ранняя красота что красота одуванчика,- продолжила она.- Дунет ветер - и нет ее... В фотографиях разве что и остается. Не обращал внимания, сколько в старых фотографиях тоски? Фотографируют радостное лицо, а через пятьдесят или сто лет одно отчаяние и тоска! После этого я вышла за Шувалова. Увы, Шувалов не создан для семейной жизни. Он крупноват для нее, он создан, наверное, только для бизнеса и для пива. Бизнес ему, кстати, и ни к чему, он ему только помеха. "Я организовал дело,- то и дело говорил он,- оно теперь само крутится, а я могу и пивка попить". Он всегда искренне недоумевал, как можно столько драгоценного времени проводить в библиотеках или на теннисных кортах, когда есть пиво и вяленая мойва.

Элоиза вновь замолчала, мысли ее, похоже, были далеко-далеко... А может, она собирала их обрывки, как обрывки тех старых фотографий, в которых изначально была заложена одна тоска? Быть может, она хотела вновь сделать из них нечто цельное? Ведь даже из слова "нитка" при желании можно получить "ткань".

- Это ты? - спросил я.

Она странно взглянула на меня, и у нее загорелись глаза, словно ей в голову пришла очень интересная мысль. Она ничего не ответила, но по шевельнувшимся губам я догадался, что она прошептала:

- Я.

Есть - любят старух...

- Есть - любят старух,- сказал Вовчик.- Как же их называют, слово еще такое интересное... Педофилы, не то зоофилы? Бабкофилы, словом. Раз в экспедицию затесался Пантелей, не помню кем, может, охранником. А он без баб никак.

- Бабофил,- уточнил я.

- Дичает, зверем смотрит и бормочет: по бабам, по бабам, по бабам...

- Я обратил внимание,- сказал я,- он когда нервничает, все время так говорит.

- А в тот год в экспедиции, как на грех, одни мужики были да Салтычиха. С Салтычихи как с козла молока. Не вытерпел Пантелей, ночью полез к одной местной бабке на телегу и растормошил ее на подвиг. Утром все проснулись, молодые на телеге в обнимку спят. Ну и пошла потеха. Понятно, бюро. Салтычиха молнии мечет. Юпитер в юбке. Моральный облик и прочее. Спрашивает: как же так, не видел, что ли, с кем лег? Темно было, отвечает, а как проснулся, поздно уже, светло. А ты что молчала? - спрашивает бабку, как потерпевшую.

А та: счастью своему не верила, думала, снится.

Зашел Куксо с Усть-Кутом. Не здороваясь, задал вопрос:

- Как объясните, что на вашей одежде обнаружены волосы рыси?

- Там можно и мои найти при желании, и еще чьи-нибудь,- спокойно ответил Вовчик.

У живодеров, я замечал, терпение, как у паука. У следователя его было явно меньше, но он сдержал себя.

- Зря шутите, вопрос-то серьезный. Знаете, наверное, как легко свидетелю стать подозреваемым, а потом и обвиняемым.

- Ну если следователь станет прокурором, то представляю.

- Это, наверное, только в музейной карьере возможны такие зигзаги,буркнул Куксо.- По сути, пожалуйста. По сути моего вопроса.

- Это почему ее волосы на моей одежде? Ничего удивительного, я ее таскал на руках полдня, вон спросите его.

Я подтвердил.

- Хорошо, тогда вопрос к вам,- обратился Куксо ко мне.- Что вы делали в это время?

- Какое?

- В четверг между девятью и десятью часами утра.

- Много чего,- стал припоминать я.- Чего только не делал.

- Ну?

- Не делал ничего по выставочной части, это точно.

- А по какой делали?

- Да я со всеми встречался: и с директором, и с Салтыковой, и с ее супругом, и с Вовой Сергеичем, и с Скоробогатовым, и даже, кажется, с Шенкель.

- С Элоизой Шуваловой и художником Перхотой контактировали?

- Контактировал.

- О чем разговаривали?

- Ни о чем. Друг на друга поглядели и разошлись. О чем нам с ним разговаривать? Мы с ним разные люди.

- А с Элоизой?

- Шуваловой? С ней разговаривал. По всяким личным делам. Она все-таки невеста мне. Интересует, о чем?

- Бросьте паясничать! - поморщился Куксо.- Какие вы все тут нежные! Смотрите, будет хоть один факт против вас, возьму подписку о невыезде.

Приехали, подумал я. Самые мрачные мои подозрения подтвердились. Причем я не замыкал преступную группу, а уверенно вошел в тройку ее лидеров.

В конце рабочего дня я сказал Элоизе, что сегодня останусь ночевать у Вовчика. Что-то у меня неспокойно и тревожно на душе, добавил я. Не надо, сказала она. Но я остался. Тем более с комнаты таксидермиста сняли печать.

Эгина спала вечным сном в неизменной миролюбивой позе. Что-то роднит ее с Элоизой. Затаившаяся страсть? Уснул и я. Я почти физически ощутил, как мысли мои улетели к Элоизе, к тем дням, когда я еще не знал ее и когда она была так счастлива и одинока.

Все прошло спокойно, только под утро что-то ужасное разбудило меня и я услышал вой, рвущийся из меня наружу.

Презентация выставки должна была состояться в понедельник...