Музей боевых искусств

— Не открывай!

После вчерашнего возлияния у Дашки, видимо, здорово пересохло во рту.

— Хо… — произнесла она тихонько, всухую сглотнула и наконец выдавила: — Хоро-шо!

Но предупреждать о чем-либо было уже поздно. Майор услышал возглас хозяйки квартиры и застучал по двери кулаком.

— Гражданка Соломина! Я знаю, что вы дома! Немедленно откройте! Мне необходимо с вами поговорить.

Показав Дашке знаками, чтобы она не шевелилась, я бросился к стулу, на котором висела моя одежда, и стал поспешно одеваться. Дашка тоже не осталась на месте и метнулась в комнату. Сквозь арку я видел, что она взялась натягивать джинсы.

Майор, очевидно, понял, что ему не откроют, прекратил барабанить в дверь и забубнил, разговаривая с кем-то. Напялив как попало носки, джинсы и рубашку, я, застегивая на ходу замок на ширинке, прокрался к двери и снова заглянул в глазок. Самохвалов стоял в двух шагах от двери и разговаривал с каким-то чернявым полицейским. Я прислушался.

— Ну, что будем делать, участковый? — отчетливо спросил Джованни.

С дикцией у чернявого было похуже, чем у Самохвалова.

— Не знаю, товарищ майор, — произнес он так, будто у него во рту была вставная челюсть и он никак не мог к ней привыкнуть.

— Я думаю, он там, — вновь произнесла рыжая обезьяна, и у меня не возникло сомнений в том, о ком идет речь. — Подружка его здесь живет.

Та подружка, что здесь жила, уже одетая в джинсы и в блузку, подгребла к двери и, как и я, приложила к ней ухо. От Дашки здорово пахло перегаром. Я помахал перед носом рукой, разгоняя неприятный запах, с осуждением взглянул на девушку и отодвинулся.

— Придется, наверное, ОМОН вызывать и двери вышибать, — продолжал майор. — Иначе его не выкурить. А до того времени, пока омоновцы прибудут, необходимо обложить квартиру, чтобы не смотался.

Услышав решение майора, Дашка вытаращила на меня глаза, а я развел руками. Надежды на то, что полицейские позвонят, постучат и, смирившись с тем, что им не откроют, уйдут, а я смогу ускользнуть, не оправдались. Нужно было срочно сматываться, пока еще была возможность.

Прихватив обувь, я метнулся в комнату. Быстренько надев и зашнуровав кроссовки, подскочил к окну, выходящему в торец дома, и, открыв его, выглянул наружу. С этой стороны дома находился чей-то то ли палисадник, то ли садик — во всяком случае, огороженная живой изгородью полоска земли была засажена фруктовыми деревьями, — и никого видно не было.

— Ладно, Даша, спасибо за все! — сказал я негромко вбежавшей следом за мной в комнату хозяйке квартиры. — Извини за причиненное беспокойство!

С этими словами я взобрался на подоконник, ухватился руками за нижний край оконной рамы и, повиснув с наружной части дома, спрыгнул вниз. Этаж был второй, так что я, пролетев пару метров, легко и бесшумно приземлился. Едва мои кроссовки коснулись бетонной дорожки, опоясывающей здание, я развернулся и побежал в сторону тыльной стороны дома.

Но не успел я сделать и трех шагов, как сзади прозвучал грозный окрик:

— Стой, стрелять буду! — и раздался лязг передергиваемого затвора.

О черт! Неприятное чувство, когда тебе целятся в спину из оружия. Я остановился как вкопанный, не удержал равновесия, упал на руки, тут же вскочил и встал по стойке «смирно».

— Хорошо! — одобрительно сказал все тот же голос. — А теперь медленно подними руки и так же медленно повернись.

Я в точности выполнил то, что мне приказал человек. На углу дома, держа обеими руками пистолет Макарова, стоял участковый инспектор, потерявший где-то свою фуражку. Чернявый оказался выше среднего роста, широкоплеч, в меру упитан. Возможно, женщина сочла бы его симпатичным, для меня же страшнее, чем у него, рожи на белом свете в этот момент не существовало. Конечно, этот парень, судя по тому, как в его руках ходило оружие, сам побаивался меня и мог запросто прострелить мне лоб.

«Ну, все, попал так попал, — думал я уныло, глядя в черную дырочку наставленного на меня пистолета. — Сейчас появится рыжая обезьяна — и прощай, свобода». Старший лейтенант двинулся ко мне, и я уж приготовился к тому, что мне сейчас как следует дадут по мозгам, а потом защелкнут на запястьях наручники, как вдруг мне на помощь пришла Дашка. Из окна ее квартиры вылетел солидных размеров глиняный цветочный горшок, который угодил капитану аккурат в голову. Горшок раскололся, обсыпав землей голову и плечи участкового, а росший в нем кактус какое-то время продержался на затылке чернявого, затем слетел с него, будто сбитый с клоуна шутовской колпак. Сознание капитан не потерял, но зашатался, опустил пистолет и, по-видимому ослепленный попавшей в глаза землей, беспомощно зашарил в воздухе руками. Бить можно было на выбор — хочешь в голову, хочешь в туловище, хочешь по ногам. Я выбрал голову. Подпрыгнув, пнул чернявого в висок. Участкового повело влево. Он сделал шаг, другой, зацепился за штакетник и, взмахнув руками, рухнул в сад. Я перепрыгнул невысокую ограду и поднял с земли оброненный капитаном пистолет.

И в этот момент из окна выпрыгнула и, будто большая неуклюжая птица, грузно приземлилась на бетонную дорожку моя приятельница.