— Не кто, а что. ИОФАН — Институт общей физики академии наук, такие вещи знать надо. Ты, оказывается, скверно знаешь историю города, в котором родился и жил всю свою жизнь. Поскольку проект был громадным, для его реализации потребовались новые материалы, со специальными, невиданными ранее физическими свойствами. Вот и поручили головную роль и ключевые разработки целому физическому институту, в общем-то, непрофильному учреждению. Работы засекретили, как тогда было принято. Еще над темой работали разные другие проектные институты и архитектурные мастерские. Главные исполнители оказались не только засекречены, начальник строительства даже расстрелян в тридцать седьмом году. Ведь по плану этот самый Дом советов планировался как гигантское многоярусное здание с обилием колонн и всяких технических диковин внутри. Своего рода храм большевистской власти. Венчать сооружение высотой в полкилометра должна была пустая статуя Ленина с протянутой рукой чуть ли стометровой длины. В указательном пальце должен был разместиться целый кинозал! Место, что отвели для строительства дворца, просто просело бы под неимоверной тяжестью сооружения. Геология не позволяла строить там массивные строения, поэтому планировали грунт укрепить, а возводить из новых сверхлегких и сверхпрочных материалов. А такие материалы взять где? Негде, лишь в физическом институте заново разработать. Не у буржуев же закупать ради такого дела. Так и пошло одно за другим. К этим материалам изобрели особые крепления, конструкции особой формы придумали. Создали специальные сварочные технологии, редкие дорогие сплавы подобрали. Это все потребовало оригинальных инженерных и строительных решений, специальных архитектурных разработок проекта. Как я уже говорила, множество лабораторий и организаций работало, целые научные коллективы. А когда проект был уже готов и стал получать всевозможные награды, премии и призы, возник вопрос: кто главный автор? ИОФАН? Кто такой? Как институт? Не может быть у такого гениального творения, особое значение которому придает сам товарищ Сталин, автором какой-то там безликий институт. Должен быть архитектор, человек. А везде уже, — и в журналах, и в кинохронике, и в газетах было сказано: автор проекта Иофан. Вот на Политбюро и постановили, что «Иофан» человек такой. Биографию ему придумали, имя-отчество, послужной список, портрет, семью. Даже брат появился. Тоже архитектор. Даже в партию приняли… задним числом, разумеется. Получилось так, что Иофан — выдающийся советский зодчий. Позже ему приписали серию других резонансных архитектурных проектов коллективной разработки: павильоны СССР на Всемирных выставках в Париже и в Нью-Йорке, застройки жилых массивов в Москве: в Измайлове, в Марьиной Роще, на Щербаковской улице. Жилой дом на набережной у Кремля. Здание Института физкультуры. Ему же приписали несколько заводских корпусов в Москве, в том числе и этот технохимзавод в Нижнем Золотильном переулке, где теперь Музей Богов. Причем когда строили завод, тут была, по сути, окраина, хоть и у малой кольцевой железной дороги. Потом мелкие дома снесли и обустроили переулки. Вот. А уж позже, когда пришло время, у Иофана и могила на Новодевичем кладбище появилась: красная гранитная плита, на которой выбито: «Иофан». Можешь посмотреть, если появится время и желание. Но тела там не лежит. Это кенотаф — ложное захоронение. На самом деле главными разработчиками архитектурного проекта Дворца Советов были: физик Галеркин, один из создателей теории упругости, и инженер Никитин, будущий автор Останкинской телебашни. Но сами эти имена в тридцатые годы так засекретили, что даже произносить их было запрещено.
— Погоди, погоди… непонятно. Раз все так мощно засекретили, то почему в тогдашних СМИ сообщали, будто автор Иофан? Не писали бы вообще ничего.
— Ну, как. Храм, который стоял на этом месте, взорвали. Потом люди видели грандиозную стройку, и объяснить ее как-то было надо. Поэтому рисунки Дворца советов во всех газетах-журналах печатали. Надо же было что-то там про него написать. Вот без всяких деталей и подробностей говорили везде: проект Иофана. А что такое «Иофан», поначалу особенно не расшифровывали, это потом уже спохватились. Обычная российская расхлябанность.
Повисла пауза, я не мог решить, что теперь спрашивать, а моя собеседница чего-то ждала.
— Так что теперь ты намерен делать? — наконец, спросила она.
— Ничего не намерен. Думал, что ты подскажешь, — искусственно усмехнулся я. — А вообще, напьюсь и пойду домой. Или наоборот — сначала домой, а уж там напьюсь, так безопаснее. Видимо, я откажусь от твоего дела. Не осилю, наверное. Если надо, заплачу неустойку, но мы вроде бы не подписывали никаких договоров?